Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби? - Джорджетт Хейер (1951, 1953)

В том, как с ним обращалась миссис Хаддингтон, не было ни капли материнского чувства. У нее для него нашлись разве что холодная улыбка и рукопожатие, ее взгляд, не удостоив его вниманием, сразу переместился на дородную фигуру отъявленного спортсмена и известного бонвивана сэра Родерика Уикерстоуна, тяжело поднимавшегося по лестнице следом за ним. Сидни ошибочно принял безразличие хозяйки дома за неприязнь, обиделся и почувствовал себя неуютно. Сам он ни в грош не ставил миссис Хаддингтон и не стремился быть приглашенным в ее дом, но это ничего не значило: если его не одобряли, Сидни не мог испытывать удовлетворения. Он немного помялся рядом с ней, теребя свой галстук и воображая, будто быстрые голубые глаза сэра Родерика смотрят на него враждебно, а потом удалился и примкнул к Тимоти и Гизборо, стоявшим у камина.

Гизборо, никогда не скрывавший своих чувств, отреагировал на его приветствие неохотным кивком; зато более вежливый и уравновешенный Тимоти, сообразив, что Сидни хочет закурить, протянул ему свой портсигар. Сидни моментально успокоился. Правда, протягивая руку за сигаретой, увидел, как в дальнем углу комнаты беседуют Дэн Сэтон-Кэрью и Синтия.

Последняя, не отказавшаяся от намерения пошептаться с Сэтоном-Кэрью, чем-то делилась с ним, припав губами к самому его уху. От избытка чувств она даже взяла его за лацкан пиджака. Настроение Дэна можно было описать как отеческое и сочувственное. Он успокоительно гладил Синтию по золотистой головке и произносил слова, призванные урезонить не в меру разволновавшееся дитя. Сидни издал недовольное восклицание и заторопился к ним.

– Дэн! – громко позвал он.

– Точь-в-точь педик! – высказался лорд Гизборо, оставшись вдвоем с Хартом.

– Дэн! – повторил Сидни. – Не знал, что вы окажетесь здесь. Я весь день пытался дозвониться до вас. – Ревниво покосившись на Синтию, он сказал ей: «Как поживаете?» – и продолжил: – Пять раз вам звонил, но ваш слуга повторял, что вас нет дома.

Сэтон-Кэрью давно устал от требовательности своего молодого друга, к тому же терпеть не мог, когда ему мешали беседовать.

– Это я научил его так отвечать, – отрезал он. – В чем, собственно, дело, черт возьми?

Сидни вспыхнул и пробормотал:

– Мы уже несколько дней не виделись! Я боялся, что вы заболели…

– Как видите, нет. Ради бога, перестаньте вмешиваться в разговоры, в которых вам, как вы сами видите, нет места!

Кровь отхлынула от лица Сидни, из пунцового оно сделалось белым как снег.

– Да, вижу, – ответил он дрожащим голосом. – Вот, значит, как? Когда рядом Синтия, я вам ни к чему!

– Замолчите! – не выдержал Сэтон-Кэрью. – Довольно с меня ваших сцен! Ведите себя благоразумно или проваливайте! Я сыт по горло тем, как вы себя выпячиваете!

– Хотите сказать, я вам надоел?

– Представьте, именно так!

Синтия нервно хихикнула и покосилась на переднюю гостиную.

– Я вас умоляю, – прошептала она. – У мамы будет припадок!

Казалось, будто Сидни способен, забывшись, ударить Сэтона-Кэрью. Он стоял весь белый, сверкая глазами и сжимая кулаки. Грудь у него вздымалась, как от сдерживаемых рыданий. Он уже начал что-то говорить дрожащим, еле слышным голосом, но его перебили.

– Синтия, сокровище! Чудесно выглядите! О, Дэн! Очаровательно!

Леди Нест Паултон, худенькая, с изможденным лицом в форме сердечка и с огромными глазищами, приблизилась к застывшей троице, как колыхающееся облачко, и Сидни, опомнившись, отвернулся, чтобы не опозориться еще и перед ней.

– Чудесное платье! Ужасный молодой человек… – пробормотала она. – Вы ведь знакомы с Годфри? Разумеется, знакомы. – Немного поколебавшись, леди Паултон добавила: – Мистер Сэтон-Кэрью, Годфри. Вы встречались раньше.