Потрясающие приключения Кавалера & Клея - Майкл Шейбон (2012)

– Ну, небось есть. Не говори, что ты будешь курить…

Ни с того ни с сего, кинетическим рывком, противоположностью и продуктом абсолютной праздности, что непосредственно ему предшествовала, Йозеф скатился с постели. Глаза у Сэмми уже привыкли к темноте – да и темнота никогда не бывала кромешна. Кромка серо-голубого излучения кухонной флуоресцентной лампы окаймляла дверь спальни и перемешивалась с бледным лучом ночного Бруклина – сложносоставной смесью из нимбов уличных фонарей, трамвайных и автомобильных фар, огней трех действующих в округе сталелитейных заводов и отраженного блеска островного царства за рекой – что косо вонзался в щель между занавесками. Сэмми в этом слабом сиянии – тошнотворном ровном свете бессонницы, не иначе, – понаблюдал, как кузен методично обыскивает карманы одежды, которую так аккуратно повесил на спинку стула.

– Лампа? – прошептал Йозеф.

Сэмми потряс головой:

– Мать.

Йозеф вернулся к постели и сел:

– Тогда мы долженствуем работать в темноте.

Двумя пальцами левой руки он держал гофрированный листочек сигаретной бумаги. До Сэмми дошло. Он приподнялся, опираясь на руку, а другой рукой раздернул занавески – медленно, чтобы не выдать себя скрипом. Затем, стиснув зубы, поднял фрамугу окна у постели, впустив морозный гуд машин и шепотный порыв холодной октябрьской полуночи. Пепельницей Сэмми служил прямоугольный терракотовый горшок приблизительно мексиканского дизайна, с бесплодным цветочным грунтом, удобренным сажей, и наполовину окаменевшим скелетом вполне сообразного пепельника, который не был продан еще во времена торговли комнатными растениями и таким образом опередил курение Сэмми – сравнительно недавнюю привычку – года на три. У основания пожухшего цветка в земле корчилась дюжина забычкованных «Олд голд», и Сэмми брезгливо добыл горсть – они слегка подмокли, – будто дождевых червей собирал, и протянул их кузену, а тот взамен вручил ему коробок с одной-единственной спичкой, призывавший подсознание ОТОБЕДАТЬ В «КРАБЕ ДЖО» НА РЫБАЦКОМ ПРИЧАЛЕ.

Быстро, но не без некоторой рисовки Йозеф одной рукой вскрыл семь окурков и высыпал мягкую волокнистую массу в морщинистый листочек «Зигзага». Полминуты потрудившись, он сварганил сигарету.

– Давай, – сказал он. На коленях перешел через постель к окну, где Сэмми составил ему компанию, и оба протиснулись под раму, высунув наружу голову и торс.

Йозеф протянул сигарету Сэмми, и в драгоценном пламени спички, нервно прикрывая ее от ветра, тот увидел, что Йозеф наколдовал идеальный цилиндр, такой же толстый и ровный и почти такой же гладкий, как свернутый машинкой. Сэмми от души затянулся «подлинным виргинским вкусом» и вернул волшебную сигарету создателю, и они молча курили, пока от сигареты не остались только горячие четверть дюйма. Тогда они забрались в дом, опустили раму и занавески и легли – соседями по кровати, – воняя дымом.

– Знаешь, – сказал Сэмми, – мы тут все, ну, мы очень переживали… из-за Гитлера… и как он с евреями, и… и всякое такое. Когда их… когда вас… захватили… Мама, она… мы все… – Он потряс головой, сам не понимая, что хочет сказать. – На. – Он приподнялся и выволок одну подушку из-под затылка.

Йозеф Кавалер тоже поднял голову и запихнул под нее подушку.

– Спасибо, – сказал он и снова застыл.

Вскоре его дыхание выровнялось и замедлилось до насморочного треска, а Сэмми, как и всякую ночь, остался в одиночестве обдумывать свои гусеничные грезы. Но в фантазиях ему впервые за многие годы выпадал шанс обращаться за подмогой к сообщнику.

2

Гусеничная греза – мечта о невероятном побеге – в итоге и перенесла Йозефа Кавалера через всю Азию и Тихий океан, прямо в узкую койку двоюродного брата на Оушен-авеню.