Коммодор Хорнблауэр - Сесил Форестер (1945)

Она отняла свою руку и дотронулась до щеки мужа; их губы встретились. Он поцеловал ее, борясь со своими мучительными сомнениями. Долгие месяцы он ухитрялся не ревновать Барбару к прошлому, злился на себя, когда это время от времени все же случалось и это чувство добавляло их отношениям особый привкус. Прикосновение ее губ сразило его; казалось само сердце рвется из груди и — он целовал ее со всей страстью своей любви, а тяжелая карета все катилась, подпрыгивая и кренясь по неровной брусчатке. Монументальной шляпке Барбары грозила опасность пасть первой жертвой этого шторма страсти; хозяйке Смолбриджа пришлось, в конце-концов, вырваться из объятий супруга, чтобы поправить ее и постараться обрести, наконец, свой обычный достойный вид. Даже не подозревая об истинных причинах, леди Барбара все же почувствовала смятение, царящее в душе Хорнблауэра, и перевела разговор на другую тему, обсуждение которой, как она думала, поможет им обоим овладеть своими эмоциями прежде, чем они вновь появятся перед посторонними людьми.

— С удовольствием думаю, — заметила она, — о том высоком доверии правительства, которое оно выразило тебе, доверяя новое командование.

— Мне приятно, что это приятно тебе, дорогая, — проговорил Хорнблауэр.

— Ты прошел лишь немногим более половины капитанского списка, а они уже дают тебе это командование. Ты будешь адмиралом in petto — маленьким адмиралом.

При всем желании, Барбара не смогла бы лучше успокоить Хорнблауэра. Он улыбнулся про себя ее ошибке. Она, конечно же, хотела сказать, что он будет адмиралом в миниатюре, как говорится по-французски — en petit, но это не имело ничего общего с итальянским in petto, которое означало «втихомолку», «про себя». Например, когда Папа Римский назначал кого-либо кардиналом in petto, это говорило о том, что понтифик хочет некоторое время держать назначение втайне от широкой публики. Хорнблауэра забавляла эта синтаксическая ошибка жены; от этого она становилась ему еще ближе и роднее, созданной из такой же плоти и крови, что и он сам. Он вновь тянулся к ней, согретый нежностью взаимной привязанности, неотделимой от любви и страсти.

Карета остановилась, со стуком и скрипом тормозов, ее дверца распахнулась. Хорнблауэр выпрыгнул из нее, подал руку Барбаре, и лишь затем огляделся по сторонам. Дул свежий ветер, несомненно — норд-вест. Еще ранним утром он был только свежим юго-западным бризом, теперь же он зашел к северу и усилился. Если ветер еще немного отойдет к северу, эскадра будет заперта в Даунсе, пока он вновь не изменится — потеря даже одного часа может означать потерю долгих дней. Небо посерело; серым было и море, усеянное многочисленными барашками. Немного поодаль виднелись корабли Ост-Индского конвоя, стоявшие на якоре — очевидно, пока его командир не сочтет, что ветер уже достаточно попутный для того, чтобы поднять якоря и начать спускаться по Ла-Маншу к югу. Другая группа кораблей, севернее, очевидно были «Несравненный» и остальная его эскадра, но без подзорной трубы этого нельзя было сказать наверное. Ветер свистел в ушах и Хорнблауэр вынужден был надвинуть шляпу поглубже. За мощеной булыжниками улицей виднелся мол с десятком привычных для Дилла люггеров.

Браун стоял, ожидая приказаний, а кучер с лакеем выгружали багаж из-под фартука экипажа.

— Я возьму лодку, чтобы добраться до корабля, Браун, — сказал Хорнблауэр, — найми ее для меня.

Конечно, он мог бы приказать передать сигнал, чтобы с «Несравненного» прислали шлюпку, но привело бы к дополнительной потере драгоценного времени. Барбара стояла рядом, придерживая шляпку; ветер развевал ее платье как флаг. В это утро ее глаза были серыми — если бы море и небо были голубыми, то глаза Барбары поголубели бы тоже. И она заставила себя улыбнуться мужу.

— Если ты собираешься идти к кораблю на люггере, дорогой, — сказала она, — я бы могла отправиться с тобой. Потом люггер доставит меня обратно на берег.