Чаша и крест - Нэнси Бильо (2013)

— Король уничтожил, извел под корень почти весь ваш род, Хуана! Вспомните, вы служили Екатерине Арагонской, вы молились у эшафота, на котором казнили друзей леди Марии! — говорил он, изумленно глядя на меня. — Нынче ночью вы готовы были умереть, чтобы защитить от осквернения мощи самого почитаемого и любимого святого Англии! И теперь не хотите сделать еще один шаг, чтобы узнать пророчество, которое касается лично вас? Его святейшество Папа Римский проклял Генриха Восьмого! И что бы вы теперь против него ни совершили, в этом нет и не может быть никакого греха!

Я упрямо потрясла головой.

Шапуи встал с кресла и подошел ко мне вплотную. Он весь дрожал от возбуждения.

— Через несколько недель король Франциск прибудет в Испанию, чтобы продлить действие мирного договора с императором. Я получил информацию из весьма надежных источников о том, что Папа пожелал, чтобы правители католических государств, Франции и Испании, заключили священный союз и объявили войну еретику Генриху: этот жестокий, бесчеловечный монарх с каждым годом приносит людям все больше вреда. Он должен быть свергнут.

«Вижу множество кораблей, они плывут к Англии», — вспомнились мне слова Оробаса. И я сказала:

— Если вторжение неизбежно, в нем будут участвовать огромные армии. Как я могу повлиять на ход событий?

Шапуи покачал головой:

— Хуана, вы приняли обет послушания доминиканскому ордену, самому почитаемому ордену в Испании, Франции, Италии… да и вообще повсюду. И неважно, что король уничтожил ваш монастырь. Вы должны повиноваться нам. Ваших обетов никто не отменял, да их и невозможно отменить.

Я глубоко вдохнула:

— Я не искала для себя такой роли и не хочу исполнять ее. С семнадцатилетнего возраста я сопротивляюсь этому. Из-за встречи с Элизабет Бартон жизнь моя превратилась в сплошной ужас. Я не желаю, чтобы мной вертели эти ваши провидцы со своими пророчествами. Вы даже не хотите рассказать мне об этом человеке: как его зовут, кто он такой, откуда взялся. А я ради него должна покинуть Англию? Нет уж, это слишком, я никуда не поеду.

Шапуи вернулся в свое кресло за столом. Налил себе вина. Крепко вцепившись пальцами в кубок, он посмотрел на молчавшего до сих пор Жаккарда. Тот ответил ему многозначительным взглядом. Мне показалось, что эти двое без слов обменялись информацией и приняли решение.

Посланник отхлебнул вина.

— Ну, хорошо, отложим этот разговор, — сказал он в своей обычной невозмутимой манере. — Между Англией и Фландрией, а также остальными государствами, подвластными императору, существует эмбарго. Да и вообще, для организации переезда и подготовки необходимых документов понадобятся не недели, а месяцы. Будем считать, что наш план остается в силе. К тому времени, когда все будет готово, вы еще можете изменить свое решение.

— И не рассчитывайте, — ответила я. — Даже не представляю, что должно произойти, чтобы я согласилась сделать это.

— Но, Хуана, в память о вашей матушке, верной дочери Испании, не могли бы вы хотя бы оставить вопрос открытым? — настаивал посланник.

В память о моей бедной матушке?! Откуда Шапуи знает, что и через три года после смерти она, как никто другой, сохраняет свою власть надо мною? Мне всегда казалось, что я не оправдала ее надежд. Я неудачница, и будь матушка жива, она так бы ко мне и относилась. Я бросила блестящую службу у королевы, а замуж не вышла. Мама умерла, так и не узнав, что я ухаживала за умирающей Екатериной Арагонской, а потом приняла обет послушницы. Может быть, в конце концов, хотя бы это заставило ее гордиться мною.

— Мне очень жаль, — грустно сказала я. — Но, увы, это невозможно.

Посланник и тут не утратил хладнокровия.

— Ну, хорошо, Хуана. Мы проследим, чтобы вас в безопасности сопроводили в Дартфорд.

Он повернулся к Жаккарду:

— Прошу вас, распорядитесь, чтобы монаха-доминиканца отправили к остальным в кентерберийскую тюрьму.