Русалка - Кристина Генри (2018)

Мешок неловко болтался за плечами и мешал плыть, но деваться было некуда. Не явишься же в Нью-Йорк без одежды, в чем мать родила. Надо попытаться хоть на время смешаться с настоящими людьми.

Из-за мешка путешествие заняло больше времени, чем ожидалось, да и отвыкла она от таких дальних заплывов.

Она даже приуныла от своей слабости, ведь когда-то переплыла целый океан и погружалась в бездонную пучину, а нынче совсем разнежилась от жизни на суше. Для подготовки к столь долгому путешествию ночных купаний явно не хватало.

У Джека в хижине были карты восточного побережья, да и Амелия знала, как плыть вдоль берега и прислушиваться к разговорам моряков со встречных судов, так что добралась до Нью-Йорка, не заплутав где-нибудь в Бостоне.

Только жизнь в Мэне не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось в этом городе. Она оказалась перед входом в музей, над которым гремел с балкона самый ужасный оркестр из всех, что ей доводилось слышать.

Справедливости ради отметим, что ее музыкальный опыт ограничивался парадами в День независимости (Джек их любил), но всё же Амелия не сомневалась, что эти музыканты явно заняты не своим делом.

От этого оглушительного грохота так и хотелось поскорей спрятаться в музее.

Здание музея было таким необъятным, что закрывало весь обзор, и пока не обернёшься, вокруг ничего не было видно. Стены верхних этажей расписаны огромными яркими изображениями каких-то животных – таких чудны́х она не видывала даже в океане.

Интересно, есть ли внутри живые звери? По периметру здания тянулась длинная верёвка с разноцветными флагами.

Наблюдая за посетителями музея, Амелия заметила, как они платят деньги при входе. Свои деньги она хранила в специально пришитом кармашке платья, потому что не хотела носить на руке дамскую сумочку с завязками по нынешней моде.

От непромокаемого мешка она избавилась сразу же, как только вышла на сушу. Амелия дождалась ночи, нашла уединённое местечко – что оказалось не так-то легко, ведь в каждом порту даже по ночам царила суета – чтобы высушить волосы и одежду. На рассвете она оделась и с бешено колотящимся сердцем отважилась войти в лабиринт Нью-Йорка. Наконец-то она повидает белый свет, а на этом крохотном острове уместилась весьма немалая его часть.

Собираясь в путь, Амелия не догадалась прихватить с собой плащ, и теперь её пробирал озноб от морского бриза, хотя и не такого пронизывающего, как дома. Впрочем, места в мешке всё равно бы не хватило из-за туфель.

Многие встречные дамы как-то странно на неё косились, должно быть, из-за моря, которым она пропахла насквозь. Хотя удивительно, как его можно учуять на улицах, разящих конским навозом и роющимися в грязи свиньями. Ну что же, с этим ничего не поделаешь, придется посетителям музея с этим смириться или отойти подальше – ей было все равно.

Амелия решительно двинулась вперед за бесконечным потоком людей в огромное здание. Отсчитав двадцать пять центов, она заметила, как билетёрша уставилась на её волосы и руки.

«Так вот в чем дело!» Теперь она поняла, почему многие странно смотрели на неё на улице. На ней не было ни шляпки, ни перчаток, а волосы она заплела в простую косу, свисавшую до пояса вдоль спины, а не скрутила уродливым пучком на затылке.

Люди обращают внимание на такие глупости. А что, скажите на милость, случится, если кто-то увидит её волосы и руки? Звёзды упадут с небес? Земля расколется пополам? В непромокаемом мешке всё равно бы не поместились всякие безделушки вроде шляпок (которых у неё, кстати, и не было), бижутерии, зонтиков или вееров, с которыми щеголяли прочие дамы.

Как-то раз Джек заметил, что её считают ведьмой в том числе из-за таких взглядов. Своенравных женщин, идущих наперекор традициям, часто обвиняли в ворожбе, ибо считалось, что такая дерзость присуща только ведьмам.

– Пусть думают, что хотят, раз им так нравится, – отрезала Амелия. – Я не собираюсь им в угоду носить чепчики.