Пуритане - Вальтер Скотт (1816)

– Когда здесь обедал как-то раз герцог{91}, – сказал дворецкий, который из уважения к генеалогии Босуэла сел в некотором отдалении и после каждого периода своей речи придвигался на пол-ярда к столу, – моя госпожа потребовала бутылку бургундского (тут он немного придвинулся), но не знаю, как это случилось, мистер Стюарт, но меня одолело сомнение. Я заподозрил, что герцог вовсе не такой друг правительства, каким хочет казаться: хороший род – это еще не все. Старый герцог Джеймс потерял честь еще раньше, чем голову, и выходит, что этот вустерец оказался твердым кусочком и ни на что не годится, ни чтобы изжарить, ни чтобы сварить, ни чтобы съесть в сыром виде. (Этим глубокомысленным замечанием Гьюдьил закончил первую параллель и начал придвигаться зигзагами, как искусный и опытный инженер, с очевидным намерением подвести апроши{92} к столу.) Итак, чем чаще хозяйка моя покрикивала: «Бургундского его светлости… Старого бургундского его светлости… Самого лучшего бургундского… Бургундского тысяча шестьсот тридцать девятого года», – тем чаще я повторял про себя: «Черта с два, ни одна капля его не попадет в герцогскую утробу, пока я не выясню, чем он дышит; хватит с него простого Канарского и кларета». Нет, джентльмены, шутите: с тех пор как на меня возложили обязанности дворецкого в нашем тиллитудлемском доме, тут уж я гляжу в оба, чтобы ни один предатель или человек сомнительных взглядов не глотнул чего-нибудь из заветного тайника. Но когда я встречаю истинного друга его величества и борца за его правое дело, а также за умеренное епископство, когда я встречаю человека, который, как я себе говорю, будет стоять за церковь и за корону, как это делал я сам при жизни моего господина – то было во время Монтроза, – в нашем погребе нет ничего такого, чего бы я пожалел для него.

К этому времени он подвел ложементы к крепостным стенам или, иными словами, придвинулся вплотную к столу.

– А теперь, мистер Фрэнсис Стюарт из Босуэла, разрешите мне удостоиться чести выпить за ваше здоровье, и за ваше производство, и за всяческую удачу в очищении этой страны от вигов и круглоголовых, фанатиков и приверженцев ковенанта.

Босуэл, который, как нетрудно себе представить, уже давно перестал быть привередливым и руководствовался в выборе друзей и приятелей больше занимаемым им положением и удобствами, чем древностью своего рода, охотно ответил на тост дворецкого, похвалив попутно его вино. Мистер Гьюдьил, таким образом, был принят в компанию в качестве его полноправного члена и продолжал снабжать ее источником радости и веселья, пока не занялся следующий день.

Глава X

Ужели в путь пустился б я с тобой

Лишь в ясный день, по глади голубой.

А в бурю я покинул бы твой челн

И на берег бежал от грозных волн?

Прайор{93}

Пока леди Маргарет вела с знатным драгунским сержантом беседу, подробно пересказанную нами на предыдущих страницах, внучка ее, не разделявшая восторгов бабушки перед всеми, в чьих жилах течет королевская кровь, удостоила его одним-единственным взглядом и увидела высокого, крепко сложенного человека со смелым, огрубевшим от непогоды лицом, в котором гордость и недовольство мешались с отчаянной, бесшабашной веселостью. Остальные солдаты еще меньше были достойны ее интереса; зато таинственный арестант, завернувшийся в плащ и прятавший в его складках лицо, целиком приковал к себе внимание мисс Эдит, которая, сколько ни силилась, не могла отвести от него глаз, хотя и бранила себя за праздное любопытство, явно стеснявшее незнакомца.

– Мне хотелось бы, – сказала она своей горничной и наперснице Дженни Деннисон, – мне хотелось бы знать, кто этот несчастный.

– Я и сама только что об этом подумала, мисс Эдит, – ответила Дженни. – То не может быть Кадди Хедриг, этот выше и будто потоньше.

– Но это может быть, – продолжала мисс Эдит Белленден, – кто-нибудь из наших соседей, и мы должны принять в нем участие.