Тайпан - Джеймс Клавелл (1981)

Под звуки гонгов и барабанов с Хог-стрит на площадь вливалась процессия с фонарями. Впереди шли знаменосцы и цепами прокладывали дорогу в плотной толпе. Во главе процессии шествовал неимоверно толстый человек в богатых одеждах, но босой и с непокрытой головой. Он едва переставлял ноги под весом опутывавших его цепей.

– Смерть Господня! – вырвалось у Струана. – Это же Тисэнь!

Процессия приблизилась к центру площади и здесь остановилась. В ней шли все купцы кохонга, за исключением Жэнь-гуа. У всех с шапочек были спороты церемониальные пуговицы, свидетельствовавшие об их ранге, и все они дрожали и пошатывались. В толпе раздались издевательские выкрики и свист. Тогда командир знаменосцев, высокий чернобородый воин, ударил в огромный гонг, и толпа опять утихла.

На площадь внесли открытый паланкин, впереди и позади него ехали конные знаменосцы. В паланкине в полном церемониальном серо-алом облачении восседал императорский хоппо. Это был приземистый и толстый маньчжурский мандарин, почти без шеи. В руке он держал императорский веер слоновой кости, инкрустированный нефритом, – символ своей должности.

Паланкин хоппо поставили в центре площади, и командир знаменосцев что-то громко прокричал. Каждый человек на площади пал на колени и трижды коснулся лбом земли, потом все поднялись на ноги.

Хоппо развернул свиток и при свете фонаря, который держал один из стражников, начал читать высоким голосом.

– Что он говорит? – спросил Брок у Маусса.

– Посмотрите-ка, вон бедняга Хао-гуа, – сказал Мастерсон со смешком. – Здорово же его трясет, прямо как…

– Пожалуйста, тише! Я ничего не слышу, hein? – попросил Маусс. Он высунулся из окна. Все замолчали, прислушиваясь.

– Это императорский указ, – быстро заговорил Маусс. – «…и изменник Тисэнь, наш бывший родственник, подлежит немедленному закованию в цепи и отправке в нашу столицу как приговоренный к смерти, и…» Я не слышу, hein? Подождите минутку, «…позорный договор, именуемый соглашением Чуаньби, который он подписал без нашего повеления, аннулируется. Варварам приказывается немедленно покинуть пределы нашей империи, оставить Кантон и Гонконг под страхом немедленной и мучительной смерти, и…»

– Я прямо ушам своим не верю, – усмехнулся Роуч.

– Заткнись! Как Вольфганг может расслышать что-нибудь?

Маусс напряженно вслушивался в жуткий высокий голос, прорезавший гнетущую тишину на площади.

– Нам приказано убираться, – перевел он. – И мы должны возместить весь ущерб, нанесенный стране по нашей вине. Никакой торговли, кроме как по Восьми правилам. Королеве Виктории приказано прибыть в Кантон в трауре… что-то… что-то еще вроде того, что за наши головы назначена награда, и… «как знак нашего неудовольствия, преступник Тисэнь будет подвергнут публичному бичеванию, и все его имущество конфискуется. Да убоится этого всякий и, дрожа, подчинится!».

Командир знаменосцев приблизился к Тисэню и показал кнутом на землю. Тисэнь, белый как мел, опустился на колени, а командир поднял руку и обрушил кнут на его спину. Потом еще, еще и еще. Вся площадь замерла в молчании, был слышен лишь свист рассекающего воздух бича. Тисэнь повалился вперед, лицом вниз, а знаменосец все продолжал хлестать его.

– Я не могу в это поверить, – проговорил Мастерсон.

– Это невозможно, – сказал Маусс.

– Если они способны сделать такое с Тисэнем, клянусь распятием, они перережут нас всех!

– Чепуха! Мы можем захватить весь Китай, когда только пожелаем.

Брок захохотал.

– Что тут смешного, hein? – нетерпеливо спросил Маусс.

– Это означает, что у нас опять война на носу, – ответил Брок. – А я так скажу: вот и хорошо. – Он с издевкой посмотрел на Струана. – Ведь говорил я тебе, парень. Вот куда завело нас твое желание заключать с отребьем договоры помягче.