Истина - Мелани Раабе (2016)

Я пристально всматривалась в человека, стоявшего со мной, изо всех сил стараясь найти что-нибудь знакомое, но ничего не находила. И дело даже не в том, что Филипп был высоким и сильным, а этот – немногим выше меня. Дело даже не в бороде, покрывавшей щеки, так что проверить было невозможно, есть ли у него ямочки на щеках, как у Филиппа. И даже не в манере себя держать.

Все дело было в глазах, – они не излучали ни малейшей теплоты и в то же время казались гораздо темнее тех глаз, в которые я влюбилась много лет назад. Я почувствовала, как встали дыбом волосы на моем затылке. Каким бы изможденным ни представлялся этот человек, от него исходила тревожная энергия.

ЭТО. НЕ. ФИЛИПП.

Я находилась в плену кошмара. Все происходящее здесь чудилось таким странным и гротескным, что мой мозг просто отказывался видеть в этом хоть какой-нибудь смысл.

Кто этот человек?

Почему он сжимает меня в объятиях?

Почему его называют «господин Петерсен»?

Я тряхнула головой, как пугливая лошадка. Незнакомец все еще крепко сжимал меня.

Неужели они и впрямь считают, что это Филипп?

Я едва переводила дыхание.

Они действительно считали, что это Филипп.

Что тут происходит?

Я не понимала, что все это значит, почему он это делает, кто этот человек, я видела его впервые в жизни, что он здесь забыл, почему выдает себя за Филиппа, как у него хватает наглости прикасаться ко мне, и где, где, черт возьми, мой муж?

Меня все еще сжимали в железных тисках, сердце билось неровно, и мне уже не хотелось, чтобы оно вообще билось, воздуха не хватало, меня охватили паника и ужас: а что если незнакомец меня задушит? Прямо здесь, у всех на глазах.

Но потом хватка ослабла, я стала жадно глотать воздух, краем глаза отметила умножающиеся светлые точки, предвестники близкого обморока. Но нет, я все еще в сознании, я должна что-то сказать, и это важно, очень важно – но что сказать, когда мозг отключен, когда ты не в силах сформулировать ни одной ясной мысли, когда способность говорить тебя покинула. Я словно в оцепенении тряхнула головой, силясь заявить свой протест, но не находила слов, чтобы выразить весь ужас и шок и сформулировать крутящиеся в голове вопросы, и тогда я выдала то единственное, что пришло мне на ум:

– Какое счастье, что ты вернулся.

От этих слов во рту загорчило, как от миндаля.

Незнакомец удовлетворенно улыбнулся, – похоже, я сказала именно то, что ему хотелось услышать. Потом он присел возле меня на корточки, и только теперь я вспомнила, что все еще держу Лео за руку, и его ладошка пронизывала влажным теплом мою, сухую и более крупную. Потом сын отделился и позволил незнакомцу взять себя на руки. Чужак с моим сыном на руках повернулся к прессе. Вспышки защелкали с невообразимой частотой. Я впала в транс, слушая будто издалека, как незнакомец вещал о том, что очень рад вернуться домой. Он поблагодарил всех за оказанное внимание, но также выразил надежду на то, что пресса признает его право на приватную сферу, поскольку это необходимо для возвращения к нормальной жизни.

Я посмотрела вокруг. Что это? Шутка? Я знала, такое нельзя выдать за шутку, ни один человек не шутит так жестоко. Но я все равно уповала на развязку и продолжала оглядываться. По моей спине пробежал ледяной холодок, я почувствовала его от затылка до ягодиц.

Люди вокруг стояли возле незнакомца и улыбались. Тот смотрел на меня.

И на лице его не было даже тени улыбки.

14

Тело мое опять как будто стало легким-легким.

В отчаянии я осмотрелась вокруг. Не может такого быть! Не может быть, чтобы я единственная заметила: это не Филипп. Но я вгляделась в людей вокруг – в лица представителей прессы и официоза, и мне стало ясно, что я одна знала Филиппа лично, а, следовательно, знала и как он выглядит. Вот проклятие, ведь нет ни одной его официальной фотографии.