Сказанное вполне справедливо для гендерных отношений в нашем обществе. В текстах о половых ролях почти всегда содержится фрагмент о внешней гендерной типизации людей (sex-typing), в котором говорится о том, как мужчина или женщина должны наряжаться и причесываться, идя на вечеринку. Ирвинг Гофман в своей книге «Гендеризованная реклама» («Gender advertisements») добавляет еще две позиции в этот набор: взаимное расположение людей в пространстве и поза. Сторонники идеи взаимной дополнительности в теории половых ролей интерпретируют эти параметры поведения и внешнего вида как социальные маркеры естественного различия. Якобы именно это различие заставляет нас одевать девочек в пышные юбочки с оборками, а мальчиков – в шорты и проч. Но весь этот маскарад внушает сомнения. Если различие естественно, то зачем нужно так тщательно его подчеркивать? Ведь гендерная типизация одежды, грима и аксессуаров действительно избыточна и навязчива. Иногда она приобретает фантастические масштабы. Никто не может усомниться в женственности молодой матери. Однако открытые платья и халатики для молодых мам, рекламируемые, например, британской торговой сетью «Материнская забота» («Mothercare»), – это какая-то феерия женственности, выплескивающаяся через край оборками, бантами, кружевами, лентами и т. п. Если сопоставить этот наряд с тем, каково приходится молодой женщине, ухаживающей за младенцем, то становится очевидным, что подобный наряд абсолютно нефункционален.

На самом деле социальные практики не отражают естественные различия посредством этих особых маркеров гендера. Практики формируют структуру символов и интерпретацию различий, которые зачастую приводят к значительному их преувеличению или искажению. Как отмечает Рубин, социальное подчеркивание различий отрицает природное сходство. Если более внимательно посмотреть на социальную организацию гендера, то становится видна поразительная регулярность отрицаний, преобразований и противоречий. Мужчины-гомосексуалы – социально определяются как женоподобные, а женщины-гомосексуалы как мужеподобные, хотя фактически ни телесных, ни физиологических различий между гомосексуалами и гетеросексуалами не существует. Практики найма на работу и оплаты труда, которые дискриминируют женщин на том основании, что они несут ответственность за воспитание детей и потому якобы не могут быть хорошими работниками, базируются на идее о том, что все женщины являются матерями маленьких детей. Тогда как на самом деле большинство из них таковыми не являются. Девочки в раннем подростковом возрасте в среднем сильнее и физически более развиты, чем мальчики их возраста. Тем не менее именно в этом возрасте общество прилагает колоссальные усилия, чтобы поставить их в зависимость от мальчиков и научить мальчиков бояться. Для того чтобы поддерживать патриархатную власть в широких масштабах, необходимо конструирование гипермаскулинного идеала твердости и доминирования. Ирония этой ситуации в том, что образ маскулинности, формирующийся в результате такой стратегии, не имеет ничего общего с реальным обликом большинства мужчин. Примерно так же обстоит дело с образами внешней красоты женщин.

В то же время есть и еще одно отрицание. Представители каждого пола чрезвычайно отличаются между собой по росту, физической силе, выносливости, ловкости и проч. Как уже отмечалось выше, распределения внутри половых групп значительно пересекаются. Социальные практики, при которых женщины и мужчины конструируются как отличные друг от друга категории, превращают среднее различие в категориальное (например, когда говорится, что мужчины физически сильнее женщин) и тем самым отрицают основную модель различия, существующую скорее внутри полов, чем между полами.