Фалько - Артуро Перес-Реверте (2016)

Когда Лоренсо Фалько вошел в зал, духовой оркестр играл «Вздохи Испании»[2]. Крытый внутренний двор казино, расположенный во дворце XVI века, был залит ярким светом, что несколько противоречило требованиям жесткой экономии, которую предписывали национальные интересы. Как Фалько и ожидал, вокруг было много людей в военной форме, перетянутых ремнями, в глянцево сверкающих сапогах, с поблескивающими кобурами на боку. Офицеры, как он заметил, были в немалых чинах – от капитана и выше, и почти все с эмблемами генерального штаба или интендантской службы, хотя кое у кого рука была на перевязи, а на груди – боевые награды, полученные за участие в совсем недавних и особенно ожесточенных сражениях под Мадридом, о которых взахлеб писали все газеты. Война напоминала о себе, но, несмотря на мундиры большинства гостей и общую воинственно-приподнятую обстановку, все это было бесконечно далеко от фронта. Дамы, хоть и держались с подчеркнутой скромностью – она стала чем-то вроде национального стиля: женщине отныне подобало быть созданием утонченным и нежным, верной подругой бойца, его невестой, женой и матерью, – были в элегантных туалетах, соответствовавших понятию «последний крик моды», которая изощрялась в стремлении совместить новые идеологические веяния с женской привлекательностью. Что касается мужчин, то среди защитных френчей мелькали кое-где более или менее корректные смокинги и – значительно чаще – темные костюмы, под которыми виднелись порой форменные голубые рубашки и черные галстуки «Фаланги». Гудели голоса, официанты в белых куртках кружили по залу с подносами, уставленными бокалами. Никто не танцевал. Фалько небрежно кивнул кому-то из знакомых, огляделся по сторонам и остановился, чтобы закурить, у широкой каменной лестницы, украшенной желто-красным полотнищем, с которого франкисты, взяв его несколько недель назад в бою, содрали нижнюю пурпурную республиканскую полосу.

– Лоренсо, какими судьбами? Я думал, ты за границей.

Фалько, не успев открыть портсигар, поднял глаза. Перед ними стояла пара – он и она. Мужчина по имени Хайме Горгель был в военной форме, с капитанскими звездочками на обшлагах, с пехотными эмблемами в петлицах. На женщине, тонкой, черноволосой – и незнакомой – отливало серебром кашемировое платье. В хорошем месте и за хорошие деньги купленное, определил Фалько. Глаз у него был наметанный.

– А я думал, ты на фронте, – ответил он.

– Недавно оттуда. – Офицер прикоснулся к виску, где под зализанными волосами угадывался кровоподтек. – Контузию получил. Говорят, сотрясение мозга.

– Да неужто?.. Сильное?

– Рикошетом задело. Фуражка, по счастью, смягчила удар. В Сомосьерре дело было. Мне дали неделю отпуска прийти в себя. Послезавтра возвращаюсь в часть.

– Как наши дела?

– Чудесно. Мы в двадцати километрах от Мадрида и развиваем наступление. Слух прошел, будто республиканцы эвакуировали правительство из столицы и убрались в Валенсию, так что, если повезет, к Рождеству все кончится… Ты знаком с Ческой, моей свояченицей?

Аромат «Амока». Духи дорогие, изысканные, редкие, в эти дни особенно – «Морок Востока» называют их в журналах мод. Фалько обстоятельно оглядел даму: светлые глаза, длинный нос, идеально вылепленный бюст, превосходная фигура. Таких женщин любил писать Ромеро де Торрес[3]. Качество выше среднего. Намного выше.

– Не имею чести.

– Рекомендую – Лоренсо Фалько, мой школьный товарищ. Мы несколько лет учились вместе в марианистском колледже в Хересе… Мария-Эухения Прието, жена моего брата Пепина. Мы все зовем ее Ческа.

Фалько поклонился и пожал протянутую руку. Он несколько раз видел ее мужа – Хосе Марию Горгеля, графа де Мигалоту. Сухой, надменный, вылощенный субъект лет сорока, страстный лошадник и любитель скачек. Одно время они с ним были завсегдатаями одного и того же клуба фламенко и посещали одни и те же дорогие бордели в Севилье и Мадриде.