Нарушители - Клэр Макфолл (2017)

– В левой ноге кость слегка треснула. Гипс не понадобится, но наступать на ногу пока не стоит.

– Обе ноги! Я не смогу ходить… – содрогнулась Дилан.

– Все будет хорошо. – Джоан сжала ее плечо. – Я о тебе позабочусь.

– Тристан, – сказала Дилан. Краем глаза она увидела, что он встал, но продолжала смотреть на Джоан. – Тристан тоже будет мне помогать. Он останется у нас.

– Нет! – отрезала Джоан.

Доктор кашлянул, явно собираясь уходить.

– Я еще загляну ненадолго, скажу, на какой день мы сможем назначить операцию.

Едва он выскользнул за дверь, Джоан пошла в наступление:

– И не надейся, я не пущу его в наш дом. Он… – Дилан сощурилась, и Джоан, явно борясь с собой, заговорила тише: – Он нам не нужен, – с нарочитым спокойствием закончила она.

Тристан подошел к кровати и остановился на противоположном конце.

– Я бы хотел помочь, – ровным тоном сообщил он. Однако его состояние и спокойный голос ему не помогли: его выдали белые костяшки пальцев на перилах кровати. Дилан протянула руку и накрыла его кулак ладонью.

– Нет, – повторила Джоан. – Мы отлично справимся вдвоем. Я возьму несколько отгулов, и…

– Миссис Маккензи, выздоровление займет несколько недель, – негромко возразил Тристан. – А может, и месяцев.

Потянулись напряженные секунды. Джоан стояла, стиснув зубы, а Дилан едва удерживалась от торжествующей улыбки. Быть не может, чтобы Джоан дали столько выходных сразу. И даже если руководство больницы согласится, позволить себе такой длительный неоплачиваемый отпуск Джоан не могла.

– Мы ведь живем на втором этаже, мам. Вряд ли ты сможешь таскать меня вверх-вниз по ступенькам!

Дилан крепче сжала руку Тристана, предчувствуя неизбежное.

Затянулось гневное молчание. Наконец Джоан повернулась к Тристану и прошипела:

– Спать будешь на диване. Понял?

2

Мужчина плакал. Сюзанна наблюдала за тем, как кривится его лицо, как пальцы мнут носовой платок, который он таскал с собой, словно талисман. Как его звали в том мире? Ах да, Майкл. Его звали Майкл. Майкл плакал.

Сюзанна смотрела на него в упор, надеясь, что на ее лице не слишком явно читается безразличие. Майкл мог рыдать и умолять сколько душе угодно. Он мог выть и причитать. Мог броситься на пол и начать молотить руками и ногами по истоптанному уродливому ковру. Это ничего не изменит: он умер, и дело с концом.

Она не понимала, чему тут удивляться. Мужчина уже давно болел, и когда она пришла за ним в больницу, он все понял. Не нужно было прибегать к уловкам и плести небылицы. Она не посчитала нужным изменить свою внешность, чтобы убедить его, – оставила свой привычный вид. Предстала перед ним с тем лицом, которое ей дали, когда она была назначена проводником; когда получила возможность видеть, думать, чувствовать. Лицо юной женщины, какой она и хотела бы быть, если бы и правда могла быть юной женщиной. Высокая, изящная, темноволосая, темноглазая… Она казалась лет на десять младше Майкла, но он ничего по этому поводу не сказал.

Когда они отправились в путь, Майкл долго молчал. Но затем его словно прорвало: он не готов. Ему нужно больше времени. Он не сделал того, что хотел. Ну что ж, бывает. Времени на подготовку у него и так было больше, чем у многих. Сюзанна знала о его жизни достаточно, чтобы понимать: он совсем не ценил ее, пока не заболел. Если он не сумел распорядиться временем с толком, это его проблемы.