Пока тебя не было - Мэгги О`Фаррелл (2013)

– Ты моя радость, и ты тоже, – сказала она им. – Только подумать, вы двое взялись готовить мне чай. Я так скажу, вы заслужили за это мороженое. Кто-нибудь из вас сбегает в магазин, купит брикет?

Казалось, все пришло в норму. Они закончили готовить чай; поели; съели мороженое, отрезая от полосатого желто-коричнево-розового брикета; вернулся отец, тоже поел. Но на следующий день, когда они пришли из школы, мать снова спала. В выходной отец отвел их – одних – в парк, чтобы мать «отдохнула». Моника шаркала носком туфли по земле, сидя на качелях. Она смотрела на отца, сидевшего на скамейке, заслонившегося газетой. Смотрела на Майкла Фрэнсиса, кидавшего в воздух мяч и принимавшего его на грудь. Хотелось встать с качелей, перейти газон и спросить отца: что с мамой, что происходит? Но ноги не шли, она не могла выговорить ни слова, а если бы и сумела, не отважилась бы сказать эти слова отцу, не захотела бы выслушать ответ.

Отец объяснил им несколько недель спустя, что мать «ждет». Они с Майклом Фрэнсисом уставились на отца снизу вверх с каминного коврика. Он казался выше обычного, когда стоял на пороге комнаты, и его волосы торчали дыбом, как пламя на спичке. Ждет. В уме Моники встал образ железнодорожной станции, заполненной людьми, которые смотрели вдоль рельсов, чтобы увидеть, идет ли их поезд. Животного, настороженного, с расширенными глазами, поднявшегося на дыбы. Человека, сидящего на корточках у почтового ящика в ожидании письма. Все они ждали.

– Вам придется ей очень много помогать в ближайшие месяцы. Понятно?

Они по привычке кивнули. Они знали, что это верный ответ, когда тебя спрашивают, понятно ли тебе.

– Ей ничего нельзя поднимать. Пакеты с покупками. Ведра с водой. Ничего. Это все за нее должны делать вы. Понятно?

Они снова кивнули, одновременно.

– Ей нужно каждый день отдыхать, и вы не должны ее тревожить.

– Да, папа, – сказала Моника.

Она следила за матерью каждую секунду, что была рядом. Стала бояться ходить в школу, не хотела оставлять мать ни на минуту. Если та поднимала тарелку, чашку чая или вязание, Моника зажмуривалась. Она не хотела видеть, как это случится. Что-то ужасное могло случиться с матерью в любой момент. Она это поняла, подслушивая, как мать шепотом говорила с другими женщинами через забор во дворе или возле церкви. Есть опасность, вот что она узнала. После всех тех случаев. Врач сказал, чтобы больше и не думала, не стоит оно того.

Моника перестала спать. Лежала без сна, продевая пальцы в кромку одеяла, потом выпутывая. Туда, сюда, туда, сюда, пока край одеяла не собирался волнами вокруг ее костяшек. Она слушала, как укладываются родители. Слушала, как они чистят зубы в ванной, как мать забирается в постель, как отец запирает входную дверь. Лежала без сна, пока не захрапит отец, как двигатель, с усилием лезущий в гору. Прислушивалась ко всему, что еще могла услышать: запоздалый велосипедист на улице, фургон молочника в серых предрассветных сумерках, соседская кошка, мяукающая под дверью во двор. Чего бы они ни ждали, она хотела быть к этому готова.