Первый человек в Риме - Колин Маккалоу (2018)

Женщины его склонностей не одобряли и любимцев Суллы ненавидели люто. Ему приходилось – вопреки своим желаниям – оставаться мужчиной. Оберегая домашний покой, он сдерживал свои прихоти, по крайней мере пока был на виду у Клитумны и Никополис. Все было бы гладко и далее, но в этот проклятый день накануне Нового года – последний день консульства Публия Корнелия Сципиона Назики и Луция Кальпурния Бестии – подвернулся Метробий.

Сулла и его женщины любили театр. Не высокие трагедии греков, не Софокла, Эсхила и Еврипида, где из-под масок стонущие голоса вещают утонченными стихами. Они любили комедии. Непритязательные насмешливые пьески латинян – Плавта, Невия и Теренция. И еще площадное искусство мимов: идиотские гримасы, голые уличные девки, грубые реплики в публику и из нее… Чтобы ревели громко рожки, чтобы сюжетцы – нелепые, вздорные – лепились тут же на ходу из так называемого традиционного репертуара. Непристойные колыхания тел, маргаритки, воткнутые в задницы, движения одного пальца красноречивее тысячи слов… Вот старик с завязанными глазами принимает груди девок за спелые дыни, вот сцены откровенного разврата, вот пьянство богов. Ничто не запретно для мимов.

Они водили дружбу с комедийными актерами Рима и директорами театров. Конечно же, не избегали они и пирушек, даже если те не были украшены знаменитыми именами, поскольку водились только с комиками, а трагических пьес не смотрели. Они были римляне, а римляне превыше всего ценили хороший, громкий смех.

По этим причинам на вчерашнюю их пирушку по случаю Нового года в дом Клитумны пригласили Скилакса, Астеру, Милона, Педокла, Дафну и Марсия. И конечно, пирушка была костюмированной.

Сулла обожал, когда на сцене мужчины, кривляясь, изображали женщин. Он сам облачился в костюм горгоны Медузы. Его парик из настоящих живых змей не на шутку пугал окружающих. Коанский шелк, ниспадающий с плеч, не скрывал его самой большой «змеи». Клитумна изображала обезьяну, подпрыгивая и почесываясь в меховой накидке. Свой голый зад она покрыла синей краской.

Никополис была менее экстравагантна: ей хотелось продемонстрировать свои прелести, а не скрыть недостатки, как мачехе. Поэтому она нарядилась Дианой Охотницей. Обнажив свои длинные ноги и одну прекрасную грудь, она пританцовывала под звуки флейт, колокольчиков и барабанный бой, постукивая в такт тоненькими стрелами в колчане.

Веселье набирало обороты. Парик Суллы имел неоспоримый успех, хотя все нашли, что обезьяна Клитумны куда забавнее. Все наливались вином, смеялись и шумели так, что отголоски их веселья долетали из сада до самых дальних и глухих уголков дома, сводя с ума консервативных соседей задолго до того, как новогодняя ночь превратилась в новый день.

Вот тут-то, пошатываясь, и вошли последние гости: Скилакс – на котурнах с пробковой подошвой, с огромными искусственными грудями, в золоченом парике и измятой тунике, похожий на старую шлюху. Бедная Венера! За ним в образе Купидона появился Метробий.

С первого взгляда, брошенного Суллой на Метробия, наиглавнейшая его змея зашевелилась, а уж со второго – поднялась в стойку. Но это не понравилось ни обезьяне, ни Диане Охотнице и уж тем более Венере Скилакса. Далее случилась сумасшедшая сцена вроде тех, что показывают мимы. Было все: тряслась синяя задница, тряслась голая грудь, тряслись локоны золоченого парика, тряслась большая змея и трясся крылатый мальчик. А кульминация наступила, когда Метробий и Сулла подпрыгивали вместе – о маленькие радости педерастов! – в уголке, в полном, как им казалось, уединении.