Город-крепость - Райан Гродин (2014)

Я не знала. Никогда не знала. И вместо ответа задавала тот же вопрос ей. Пальцы сестры, полные удивительной силы, сжимали мои.

– Хочу, чтобы мы с тобой всегда были вместе. Подальше отсюда. Подальше от боли.

Посол кладёт на меня руку, спугивая воспоминания о голосе сестры, словно дикую кошку. Жар его больше меня не пугает. Он повсюду, обволакивает меня своей тяжестью, словно одеяло.

Мы лежим так долгое время. Кожа к коже, под фальшивыми звёздами. Звёздами, ни одна из которых никогда не упадёт.

16 дней

ДЭЙ

Я не верю в призраков, как бабушка, которая каждое утро на рассвете стояла на коленях в зале предков с дымящейся палочкой благовоний в руках и подношениями в виде апельсинов и рисовой водки. Я всегда считал, что глупо напрасно тратить фрукты и хорошее пойло на мертвецов. На тех, кто молчалив, кто давно уже мёртв.

Но его дух преследует меня.

Брат приходит ко мне во снах. В одном и том же кошмаре, который я вижу каждый раз, закрывая глаза. «Ночь, которая изменила всё» крутится на повторе. Голос брата громыхает и жалит, ничуть не изменившись за годы смерти.

– Не делай этого, Дэй. Ты не такой. – Он всегда настигает меня, вцепляется в край толстовки. Пытается остановить. – Ты хороший человек.

А потом появляется кровь.

Очень много крови. На моих руках. На его теле. Она льётся, хлещет абсолютно невероятным образом. Как в старых мультфильмах, которые мы смотрели в детстве, где красная волна плещет фонтаном. Я пытаюсь остановить её, держу брата за руку. Тепло его последнего вздоха закручивается в зимнем небе подобно вопросу. Неправильный знак. Жизнь должна завершаться иначе. Твёрдой точкой. Не так…

Я просыпаюсь, сердце дико стучит, а грудную клетку сдавливает болью. На старом белом кафеле нет ни капли крови. Лишь нарисованные мной линии, ровные и угольно-чёрные. Линии, которые я день за днём стираю, размазывая пальцами.

Сажусь, смаргивая остатки кошмара.

Ничего не изменилось. Шрам по-прежнему на месте. Брат мёртв. Я заперт в ловушке Хак Нама, а на стене осталось шестнадцать линий, намекающих, что скоро – ох, как скоро – время моё выйдет.

В глубине души мне не верится, что пацан придёт. Прислонившись к стене, я стою напротив борделя Лонгвея и нервно барабаню пальцами, отсчитывая секунды. Йетиподобный громила-охранник заслоняет вход, следя за мной сквозь щёлочки глаз.

Пытаюсь его игнорировать, сосредоточенно рассматривая бумажные фонарики, висящие над входом. Их алое свечение сливается с драконом, вырезанным на двери. Символ Братства: зверь цвета судьбы и крови, нарисованный на стене каждого здания в Хак Нам. Напоминание, что всё здесь принадлежит им. И все.

Минуты всё тянутся, и я начинаю подозревать, что пацан оказался слишком умён. Должно быть, унюхал опасность. Пальцы мои отбивают дробь быстрее праздничных барабанов, когда Цзин, наконец, выскакивает из теней.

Возможно, всему виной дрожащий свет фонарей. Или остатки кошмара, ещё застилающие глаза. Как бы то ни было, лицо мальчишки поражает меня. Тревожное, с резкими чертами. Идеальный коктейль волнения и жестокости.

Прямо как у брата.

– Что-то не так? – Цзин ступает в одинокое пятно света, и наваждение пропадает. Сходство с братом растворяется, сминается, как калька. Передо мной стоит простой уличный мальчишка. Взгляд его тяжёлый и недоверчивый. Руки крепко скрещены на груди.

– Нет, ничего. – Я сглатываю воспоминания (сижу на стабильной диете насильственной амнезии) и отлепляюсь от стены. – Идём. Не стоит опаздывать.

Охранник-йети отходит в сторону, и дверь в логово дракона распахивается, пропуская нас. Клубы опиумного дыма – сладкого, землистого, терпкого и удушливого – плывут по коридору мимо запертых дверей.