Взлет и падение Третьего рейха - Уильям Ширер

Существовали также закрытые информационные бюллетени ТАСС, содержавшие переводы опубликованных за рубежом статей, по которым можно было судить о лояльности журналистов. Наказанием за клевету было выдворение. Для того чтобы быть высланным, необязательно было «клеветать» самому — журналиста могли наказать за чужую статью, напечатанную в той же газете. При таких условиях работа в Советском Союзе в значительной мере лишалась смысла. Агентство «Reuters» в 1950 году вообще закрыло свое бюро в Москве. Корреспондент агентства вернулся лишь после смерти Сталина. Как правило, иностранные журналисты, работавшие в Москве, были связаны с Россией своей биографией, жили в ней десятилетиями. Таков был британский военный корреспондент Александер Верт, автор блестящей книги «Россия в войне. 1941–1945» — сын англичанина и русской, он родился в Петербурге, в 1917 году эмигрировал вместе с родителями, а затем вернулся в новом качестве. Я еще успел познакомиться с Эдмундом Стивенсом, корреспондентом лондонской «Sunday Times», который приехал в СССР еще до войны. Стивенс был женат на русской и жил в собственном особняке на улице Рылеева, — дом этот в брежневские времена получил известность в Москве как прибежище художников-нонконформистов. В январе 1944 года Верту и Стивенсу пришлось участвовать в грубом и позорном фарсе — освещении работы комиссии Бурденко в Катынском лесу, чьей задачей было доказать, что пленных польских офицеров на территории Советского Союза расстреляли немцы в 1941 году, а не НКВД весной 1940-го. «Так как в эту группу попросилась Кэти Гарриман, дочь американского посла, то нам достался роскошный спальный вагон и вагон-ресторан, полный икры и прочих прелестей, которых нам так не хватало во время пребывания в лесу», — писал Стивенс об этой поездке тогда, когда стало можно, — через 45 лет после того, как она состоялась. Книга же Верта с правдивым описанием того же эпизода при советской власти издавалась лишь «для служебного пользования».

В наши дни хватает стран, пребывание в которых журналиста, стремящегося к объективности, бессмысленно, а то и опасно. Из Пхеньяна, Гаваны, Тегерана слово правды доносится на Запад окольным путем. Из Зимбабве иностранных журналистов за объективность высылают. Однако прогнивший иракский режим журналистов привечал — и понятно почему. Ему требовалось мобилизовать антивоенное общественное мнение стран Запада. И он преуспел в этом.

Война в Ираке была беспрецедентна во многих отношениях, в том числе по размаху и способам информационного освещения. Никогда прежде такое количество журналистов из стран — членов коалиции не работало в столице государства-противника. Брифинги иракского министра информации ас-Саххафа были специально приурочены к утренним выпускам новостей американских телекомпаний; говорил министр, облаченный в военный мундир, по-английски. Дабы сделать очевидной его ложь, американские телеканалы делили экран пополам и, когда министр говорил, что в багдадском аэропорту нет американцев, показывали американцев в багдадском аэропорту. Но эта, вторая, картинка поступала не от аккредитованных в Багдаде, а от приписанных к войскам корреспондентов.

Пропаганда всегда, еще со времен Дельфийского оракула, была составной частью любой войны (Пифию обвиняли в том, что она «подсуживала» Ксерксу в ходе персидского вторжения). Особо важным следует признать психологическое воздействие не столько на неприятельские войска, сколько на гражданское население страны-противника; деморализовать его и тем самым лишить армию надежного тыла — вот заветная мечта всякого военного пропагандиста. Сталин знал, что делал, в первые же дни войны распорядившись отобрать у населения радиоприемники. Стоит только представить себе, какая информационная катастрофа постигла бы Кремль в первые месяцы войны, будь в то время спутниковое телевидение!