Тайны Торнвуда - Анна Ромеро (2013)

– И хорошими детьми к тому же. Я бы что угодно для них сделал. Все что угодно, лишь бы сделать их счастливыми, уберечь. Даже если это означало отказаться от них.

– Поэтому вы и сделали аквариум для Бронвен, да?

Хоб словно съежился в своей обтрепанной рубашке.

– Когда приехали вы с Бронвен, я увидел в этом для себя второй шанс. Простите мой чрезмерный напор. Я – старый дурак, теперь вижу, что мне нельзя было навязываться. Видимо, я настолько желал произвести хорошее впечатление, что все испортил.

Я не сразу проглотила вставший в горле комок.

– Не извиняйтесь, Хоб. Вы лишь проявляли доброту, а Бронвен несколько дней только и говорила про того бубука. Думаю, временами я чересчур ее опекаю, а это нелепо, потому что Бронвен гораздо крепче, чем я себе представляю. – В голову мне пришла идея, как помириться с Хобом. – Знаете, я подумывала, что хорошо бы Бронвен о ком-нибудь заботиться. Может, вы принесете ей пару щенков Альмы, а?

– Я сделаю это, Одри, уж можете не сомневаться.

Он улыбнулся, но как-то рассеянно. Подойдя к одной из кроватей, он опустился на колени и вытащил из-под нее маленький пыльный чемодан. Вскинул его на кровать, щелкнул замками и откинул крышку.

– Однажды Тони оставил его здесь. У меня сложилось впечатление, что он немного не ладил с Кливом, ссорился с ним несколько раз. Гленда и Клив были близки, но Тони… он всегда казался ближе к матери. – Хоб вздохнул. – Так или иначе, Тони было лет двенадцать, когда он появился у нас на пороге, заявляя, что пришел попрощаться. Он убегает из дома, так он сказал. Разумеется, я уговорил его войти, разубедил бежать. В конце концов он пошел домой, но старый чемодан оставил здесь.

Хоб сел на кровать, его лицо было искажено глубокой скорбью, которую я только теперь начала понимать.

– Оглядываясь назад, я жалею, что не отпустил его. Может, тогда он был бы избавлен от кошмара смерти сестры. Может, он и сегодня был бы жив.

Я села на кровать рядом с чемоданом.

– Никто этого не знает, Хоб.

Он не ответил, поэтому я поставила чемоданчик к себе на колени и стала перебирать вещи Тони. Клетчатые рубашки, пара поношенных джинсов, скатанные носки. Блокнот с набросками пером, кисть для рисования, завернутая в носовой платок, жестяная коробка с тюбиками акварели: знакомые сиреневые и зеленые, голубой и охра – все сухие и рассыпающиеся. На дне чемодана я нашла большую сигарную коробку. Резинка, когда-то стягивавшая ее, порвалась и отпала. Содержимое коробки вывалилось. Я рассматривала его, затаив дыхание: мужские часы, комплект ключей, бумажник с тиснеными инициалами С.Р.

– Это его деда, – сказал Хоб. – Вещи эти были при нем, когда он умер. Полицейские отдали их Луэлле, но ей они были не нужны. Она отдала их Тони, и – если не считать красок и рисунков, – эти реликвии были его гордостью и радостью.

Я нажала на ржавую застежку бумажника, и он открылся. У меня едва не остановилось сердце, когда я увидела фотографию. Это был выцветший черно-белый снимок молодой женщины. Лет шестнадцати, до боли красивой, овальное лицо в обрамлении длинных темных волос, миндалевидные глаза горят озорством.

Я знала ее. Я видела другой ее портрет чуть больше недели назад, запертый в темной пещере гардероба в старой хижине поселенцев.

– Айлиш, – выдохнула я.

Хоб взглянул через мое плечо.

– Нет, детка, – сказал он. – Это Луэлла.

Я поняла:

– Сэмюэл носил ее фото в бумажнике. До самой смерти.

– Совершенно верно.

– Должно быть, он все же любил ее.

Хоб взял тетрадь для рисования, принадлежавшую Тони, и стал рассматривать крохотного зимородка, живо выполненного тушью.

– Как он мог не любить ее, детка? – тихо проговорил он. – Как мог кто-то не любить ее? Она одна на миллион.

Глава 24