Перфекционистки - Сара Шепард (2014)

Следом за ним Мак вошла в кафе, оформленное в стиле игры «Конфетная страна». Розовые блестки на стенах. Повсюду разноцветные плакаты с лозунгами типа «Ешьте капкейки!» или «Жизнь сладка!». Два винтажных круглых столика под светильниками, стеклянные абажуры которых покрыты «ледяными» узорами, и теплый маслянистый аромат, от которого рот Маккензи мгновенно наполнился слюной. В стеклянной витрине красовались несколько рядов аппетитнейших капкейков с глазурью. Назывались они «Жирный Элвис», «Вишневая бомба» и все в таком духе. Капкейки были разложены очень искусно – казалось, будто почти все распродано за день, но даже остатки выглядели неотразимо.

– Где твоя сестра? – спросила Мак, когда Блейк перевернул табличку стороной «Закрыто». Его сестра Мэрион открыла это кафе в прошлом году.

Блейк закатил глаза.

– У нее выходной. Наверное, отрывается у маникюрши.

– Дай-ка угадаю! Лак цвета розовой жвачки, в тон стенам?

– А то ты не знаешь!

Увлечение Мэрион этим цветом граничило с одержимостью – даже в волосах у нее были розовые прядки.

Блейк скомкал фартук, бросил его в бак и усмехнулся.

– А помнишь, как мы пытались заставить ее одеться во все черное?

Мак расхохоталась.

– Я думала, ее удар хватит!

– Славные были денечки, Макс, – сказал Блейк, вспомнив ее старое прозвище. На секунду его взгляд задержался на Маккензи. Она поправила на переносице очки в черной оправе и уставилась в пол, вдруг отчего-то почувствовав себя виноватой. Эти воспоминания относились к тому времени, когда Блейк еще не встречался с Клэр. Когда он еще целиком принадлежал ей.

Блейк открыл дверь в подсобку. Они прошли через тесную кухню, заставленную мисками и миксерами, миновали еще одни двустворчатые двери и очутились в просторной кладовой. Здесь на полках громоздились огромные мешки с мукой и сахаром, упаковки салфеток, формочек для капкейков и пачки бумаги для кассового аппарата. Посреди комнаты как раз оставалось место для ударной установки, пары стульев и усилителя. Скрипка Блейка в открытом футляре лежала на шкафчике для документов.

– А где остальные? – спросила Мак и огляделась по сторонам, как будто кто-то мог спрятаться за полками.

Блейк скорчил гримасу и стал загибать паль- цы.

– Хавьер готовится к Академическому оценочному тесту. Дэйв в пятый раз переписывает эссе для Йеля. А Уорен, цитирую: «занят с одной девушкой». Думаю, это значит, что они готовятся к экзамену по химии по программе повышенной сложности. – Он закатил глаза. – Так что сегодня здесь только мы с тобой.

Маккензи сглотнула. Они с Блейком… одни? Такого не случалось с тех пор, как он начал встречаться с Клэр.

Заставив себя держаться, как обычно, Маккензи села, и они с Блейком, песня за песней, пошли по программе концерта. В списке было несколько кавер-версий – «Колдплэй», «Мамфорд энд санс» и даже аранжировка Бейонсе, – но большинство песен были написаны самим Блейком. В начале одиннадцатого класса Блейк ушел из оркестра, но Маккензи не знала более музыкально одаренного человека, чем он.

Она играла и играла, пытаясь избавиться от дурманящего зуда, каждый раз охватывавшего ее вблизи Блейка. В конце концов, в этом была вся ее жизнь: рождать музыку, чувствовать музыку. Она играла на виолончели с четырех лет. Родители усадили ее и включили «Путеводитель по оркестру для юного слушателя»[6] и велели выбрать, на каком инструменте она будет играть.

Разумеется, у родителей была личная заинтересованность: мама Маккензи играла на флейте в Симфоническом оркестре Сиэтла, а отец был профессиональным концертмейстером, выступавшим с Йо-Йо Ма[7], Джеймсом Голуэем[8] и Ицхаком Перлманом[9].