Купальская ночь или Куда приводят желания - Вернер Елена (2015)

Солнце зашло за дом, и на крыльце уже образовалась тень. Катя скорее забежала по ступенькам и прикрыла за собой дверь, чтобы не впускать жару. В хате оказалось немного прохладнее, все шторы плотно задернуты, и от этого в комнатах полумрак. Катя прошлепала к холодильнику и стала жадно пить вишневый компот прямо из банки.

– Кать, поставь воды вскипятить, – велела Алена, выйдя из своей комнаты. Она с облегчением обтирала шею смоченным водой махровым полотенцем.

– Тебе зачем?

– Курицу ошпарить, чтоб ощипать.

Катя решила, что ослышалась.

– В смысле… Дядь Сашу позвать? Чтоб зарубил?

– Не надо. Я сама.

Катя недоверчиво ухмыльнулась.

Такого не могло быть. Перед работой на огороде Алена всегда хорошенько скребла кусок мыла, чтобы под ногти забилось оно, а не земля, и чтобы после можно было легко вернуть рукам безукоризненную чистоту, помыв их в тазу и смазав репейным маслом или рапсовым. Эта женщина не может зарубить курицу. Потому что просто не может.

Катя продолжала улыбаться, пока ставила на плитку полведра воды и зажигала газ в летней кухне под навесом. Она только не могла решить: то ли ей сидеть тут, то ли морально поддерживать мать рядом с курятником. Стоять у курятника, значит, оказаться свидетелем того, как Алена спасует, а если не стоять… что, если она все-таки сможет? Да нет, исключено!

Тем не менее ноги сами вывели Катю на крыльцо. Она тихо села на край еще теплой ступеньки и взяла миску с клубникой, чтобы занять руки. Сама она пристально следила за передвижениями Алены. Та громыхала чем-то в сарае, потом вышла, уже повязав клеенчатый фартук и перекатывая перед собой большую колоду, всю в зарубках. Установила ее поближе к курятнику, снова зашла в сарай и вернулась оттуда с топором. Взвесила его на руке и, примериваясь, всадила одним углом в колоду.

К горлу подступила дурнота, и Катя сглотнула. Бабушка всегда рубила кур, пока ее дивчата гуляли, или купались, или уходили в гости, а скотины не держала вовсе. Давным-давно была у нее корова Машка, но однажды ту пришлось отдать на мясокомбинат, и баба Тося так тяжело и долго это переживала, что больше и слышать не могла о скотине. А кур рубила. По правде сказать, Кате довелось видеть только желтоватые ощипанные тушки, уже мирно лежащие у плиты на разделочной доске со скорбно скрещенными лапками. И вот теперь она видела свою маму, с ее прямой спиной и упрямым подбородком, в фартуке, который так ей не шел, и с топором. Более неуместных для нее вещей сложно было и представить. Все еще цепляясь за мысль, что Алена откажется от этой бредовой идеи, Катя наклонила голову и принялась отрывать хвостики клубники, кидая их в одну чашку, а саму ягоду – в другую, зажатую между колен.

Алена тем временем расправила плечи и глубоко вздохнула, задрав голову вверх. В вышине со свистом пикировали стрижи. Она провела обеими руками по лбу, отводя выбившиеся из косы пряди к затылку, и одернула клеенчатый фартук мимолетным, но старательным движением школьницы. А потом скрылась в курятнике. Оттуда послышалось беспокойное кудахтанье.

Катя улыбнулась и беззаботно закинула в рот одну клубничину. Ей живо представлялось, как за деревянной стеной мама сейчас стоит и смотрит на насесты. На них сидят куры, белые, рыженькие, рябые, а большинство из них еще бестолково мечется по курятнику, дичась человека и одновременно косясь глазом – вдруг рассыплет зерна. Алена, закусив губу, должно быть, смотрит на птиц и осознает, что ничего не выйдет. Она с понурой улыбкой качает головой, переминается с ноги на ногу, но решение уже принято. И она поворачивается, чтобы…

Дверь курятника распахнулась и тут же захлопнулась обратно. Алена, крепко держа левой рукой курицу за ноги, закрыла щеколду и направилась к пню с торчащим из него топором. Катя напряглась и похолодела, вцепившись в миску с клубникой обеими руками.