Когда рассеется туман - Мортон Кейт (2007)

— Я знаю этот тип мужчин. Во всем виновата война. Она забирает совершенно нормальных молодых людей и возвращает их совсем другими. Сломанными.

Я вспомнила Альфреда, ту ночь на лестнице, в Ривертоне, когда ему не давали покоя духи прошлого. И тут же усилием воли выбросила его из головы.

— А мне все равно, — уперлась Эммелин. — Это даже интересно. Я бы заботилась о нем. Выхаживала.

— Такие мужчины просто-напросто опасны! — не выдержала Ханна. — Их не вылечить! Они такие, какие они есть. — Она с трудом перевела дух. — У тебя полным-полно других поклонников. Почему бы не обратить внимание на одного из них?

Эммелин упрямо мотала головой.

— Так будет лучше, поверь. Обещай, что попробуешь.

— Я не хочу.

— Ты должна.

Эммелин смотрела в сторону, и я вдруг заметила в ее взгляде что-то новое: жесткое, взрослое.

— Извини, Ханна, но это не твое дело, — четко выговорила она. — Мне уже двадцать. И я сама решу, как мне жить. В мои годы ты вышла замуж, и, видит бог, не спрашивала ничьего разрешения.

— Это вовсе не то же самое…

— Я больше не нуждаюсь в старшей сестре, которая следит за каждым моим шагом. — Эммелин передохнула и поглядела Ханне в глаза. Голос ее смягчился. — Давай договоримся, что с этой минуты мы станем жить каждая своей жизнью. Что скажешь?

Ханне, по большому счету, сказать было нечего. Она молча кивнула, вышла и плотно притворила за собой дверь.

* * *

Накануне отъезда в Ривертон я упаковывала одежду Ханны. Сама Ханна сидела у окна, глядя на парк в сгущавшихся сумерках. Когда на улицах загорелись фонари, она повернулась ко мне и спросила:

— Ты когда-нибудь любила, Грейс?

Вопрос застал меня врасплох. О да, самое время…

— Не… не могу сказать, мэм.

Я уложила лисью накидку на дно большого чемодана.

— Если бы любила, ты бы знала.

Я старалась не смотреть ей в глаза. Старалась, чтобы голос звучал бесстрастно, в надежде, что это заставит Ханну сменить тему.

— Тогда, наверное, нет, мэм.

— Может быть, тебе и повезло. — Ханна опять отвернулась к окну. — Настоящая любовь — страшная болезнь.

— Болезнь, мэм?

На самом деле, так оно и есть, у меня без конца душа болела.

— Раньше я этого не понимала. Почему об этом пишут в книгах, пьесах. Стихах. Почему нормальные, разумные люди вдруг начинают выкидывать всякие глупости.

— А теперь, мэм?

— А теперь понимаю, — тихо ответила Ханна. — Это просто недуг. Ты подхватываешь его совершенно неожиданно. И лекарства не существует. А в самых тяжелых случаях он смертелен.

Я на секунду закрыла глаза — голова закружилась.

— Не может быть, чтобы смертелен, мэм.

— Наверное, ты права, Грейс. Я преувеличиваю. — Ханна снова повернулась ко мне и улыбнулась. — Вот видишь, я живой пример. Веду себя, как героиня какого-нибудь бульварного романа.

Ханна замолчала. Впрочем, мысли ее, видимо, текли все в том же русле, потому что она вдруг сказала:

— Странно… Знаешь, Грейс, я почему-то всегда думала, что вы с Альфредом…

— Нет-нет, мэм, — быстро перебила ее я. Даже чересчур быстро. — Мы с Альфредом только друзья.

В кожу будто тысячу горячих игл вогнали.

— Правда? — Ханна поразмыслила. — И почему это я решила по-другому…

— Не могу сказать, мэм.

Ханна внимательно смотрела на меня, поигрывая шелковой накидкой. Усмехнулась.

— А ведь я тебя смутила.

— Вовсе нет, мэм. Просто… — Пришлось сказать полуправду. — Я вспомнила о недавнем письме из Ривертона. Удивительное совпадение, что вы именно сейчас упомянули Альфреда.

— Почему?

— Вы помните мисс Старлинг, мэм? — Я уже не могла остановиться. — Ту, что работала у вашего отца?

Ханна нахмурилась, припоминая.

— Худощавую женщину с бесцветными волосами? Ту, что вечно ходила с кожаной сумочкой?