Блеск и нищета Жанны Дюбарри - Паскаль Лене (2003)

По-прежнему ли баронесса де М[93] проявляет неуемный аппетит к деньгам? Если она его не поубавит, тебе придется вежливо ей отказать и разнести по всему королевству молву о своем отказе, тогда она послушается тебя.

Однако наша Жанетон ежедневно испытывает тысячу обид, о которых нам известно, и еще множество других. Любая сколь-нибудь важная дама отказывается не только с ней говорить, но даже смотреть в ее сторону. Мадам де Грамон[94] говорит, что эта несчастная стала ничем и, когда идет по галереи, ни одно зеркало не отражает ее лица. Слова эти злы и глупы, как и особа, что их произносит. Но она не так далека от истины.

Наше несчастное дитя находится в таком отчаянии, что удовольствия Цитеры[95] внушают ей теперь только скуку. Еще неделя, и наш пухленький Ангел, как я ее называю, станет неприступной и согласится снять рубашку только для того, чтобы продать ее у Лабиля[96]. Король влюблен еще сильнее, чем когда-либо, поскольку устроен, как и мы, и как ребенок огорчен при виде слез своей красавицы. Но самое главное – он в гневе. За всеми этими происками стоит Шуазель. Этот человек вездесущ. Вероятно, именно его Король теперь находит у себя в постели каждую ночь вместо нашей красотки, которая теперь только и умеет, что стонать и жаловаться, как настоящий министр.

Из Парижа, 15 января 1769 года

(от Дюбарри, Жанне)

Мой высокопоставленный и славный друг,

Честь моя отмечена шрамами от ударов, которые вы нанесли. Не вам, моя милая, отрицать, что наказание было жестоким, поэтому я давно уже не могу сидеть. В Версале или в борделях Пале-Рояля человек одинаково страдает, а ваша очаровательная ручка никогда не наносила столь глубоких ран. Но не будем об этом!

Знайте, что после вашего королевского возвращения из Фонтенбло я стараюсь собрать все необходимые доказательства дворянского происхождения нашей семьи: мы доведем его до времен пророков, потому что мы, гасконцы, можем насадить на шпагу сразу пятнадцать или тридцать веков и поджарить их, словно каплунов. Я нашел всяких Барри, Дюбарри, Дебарри между Перигором и Провансом. Я докопался до них даже в Калабрии. А вы хотя бы знаете, где находится Калабрия?

Самые интересные из всех Барри – ирландцы, как я и говорил вам в те времена, когда вы соглашались меня слушать. Я только что получил от лорда Бэрримора, главы нашей ирландской ветви, письмо с объяснениями нашего родства: «Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем знание традиций, которые сохранились в нашей семье, и заявляем, что в начале XV века во Францию прибыл Жан Дюбарри из семейства милорда Бэрримора и обосновался в Сен-Поле, неподалеку от Тулузы, где и основал ветвь нашего рода под фамилией Барри-Сер, и т. д.».

С этим, великолепная Юнона, вы можете сбросить розовые ленты и котильоны Жанетты ради олимпийской, славной и чистой наготы Королевы Небес, поскольку эти одеяния, несомненно, подходят вам лучше всего.

Был и остаюсь преданным слугой моей очаровательной вдовушки и свояченицы.

Из Версаля, 18 января 1769 года

(от Шон, Дюбарри)

Беарн поднял ставки еще выше, чем Монморанси: она просит сто тысяч ливров и продвижение по службе для ее сыновей, которые, как говорят, являются офицерами кавалерии или что-то на военных кораблях Короля.

Д’Эгильон придерживается мнения, что надо соглашаться и заключать сделку как можно скорее, поскольку Шуазель начинает обходной маневр со стороны мамаши Гурдан. Эта дама обещала нам молчать, но нет уверенности, что она устоит перед мешками золота семейства Шуазель.