Бегство от свободы - Эрих Фромм (1994)

Однако хотя человек не был свободен в современном значении слова, он не был ни одинок, ни изолирован. Имея определенное, неизменное и не подвергаемое сомнению место в обществе с момента рождения, индивид был укоренен в структурированном целом; тем самым его жизнь имела значение, не оставлявшее места и нужды в сомнениях. Человек оставался идентичен своей роли в обществе: он был крестьянином, ремесленником, рыцарем, а не индивидом, по воле случая имевшим то или иное занятие. Социальный порядок воспринимался как естественный, и определенное место в нем давало ощущение безопасности и принадлежности. Существовала очень небольшая конкуренция. Человек рождался с неким экономическим положением, которое гарантировало средства к существованию в соответствии с традицией, точно так же, как и экономические обязательства по отношению к вышестоящему в социальной иерархии. Однако в пределах своего общественного положения индивид на самом деле пользовался большой свободой самовыражения в труде и в эмоциональной жизни. Хотя индивидуализма в современном смысле – неограниченного выбора между многими вариантами образа жизни (выбора, в значительной мере абстрактного) – не существовало, имели место проявления значительного конкретного индивидуализма в реальной жизни.

Вмешательство церкви делало более терпимыми страдания и боль, которые объяснялись грехопадением Адама и собственными грехами каждого человека. Хотя церковь воспитывала чувство вины, она также заверяла в своей безоговорочной любви ко всем своим детям и предлагала способ увериться в прощении и любви Бога. Отношения с Богом предполагали в большей мере уверенность и любовь, а не сомнения и страх. Так же как крестьянин и горожанин редко выходили за пределы той маленькой географической окрестности, которую считали своей, так и вселенная казалась ограниченной и простой для понимания. Земля и человек были ее центром, небеса или ад – будущим местом пребывания, все действия человека от рождения до смерти – прозрачными как связь причин и следствий.

Хотя общество, таким образом структурированное, и обеспечивало индивиду безопасность, однако оно налагало на него оковы. Это были оковы другого вида, чем те, которые создавали в последующие столетия авторитаризм и угнетение. Средневековое общество не лишало индивида его свободы, потому что «индивид» еще не существовал; человек все еще был привязан к миру первичными узами. Он еще не воспринимал себя иначе, чем как исполнителя социальной роли (которая тогда была и его естественной ролью). Других людей он тоже не воспринимал как «индивидов». Крестьянин, пришедший в город, был чужаком, и даже в родном городе представители разных социальных групп были друг для друга чужаками. Осознание собственной индивидуальности, индивидуальности других, мира как отдельных сущностей еще развилось не вполне.

Отсутствие осознания себя индивидом в средневековом обществе нашло классическое выражение в его описании Я. Буркхардтом: «В средние века обе стороны сознания – обращенного человеком к миру и к своей внутренней жизни – пребывали как бы под неким общим покровом, в грезе и полудремоте. Этот покров был соткан из веры, детской робости и иллюзии; сквозь него мир и история представали в странной окраске, а человек познавал себя только как часть расы, народа, партии, корпорации, семьи или какой-либо другой формы общности»[7].