Прощай, красавица - Рэймонд Чандлер (1940)

Было темно. Тихо. Сверху чуть слышно доносились голоса, но на лестнице были мы одни. Гигант торжествующе смотрел на меня и продолжал уродовать мое плечо.

– Мне тут попался один негритос. Так я его вышвырнул. Видел, как он вылетел?

Гигант выпустил меня. На перелом было не похоже, но рука онемела.

– Чего ж ты хочешь? – сказал я, потирая плечо. – Это негритянское кафе.

– Не болтай ерунды, приятель, – негромко, словно четверка тигров с набитым брюхом, промурлыкал гигант. – Здесь работала Вельма. Малышка Вельма.

И опять потянулся к моему плечу. Я хотел увернуться, но он оказался быстрым, как кошка. Железные пальцы снова принялись разжевывать мои мышцы.

– Угу, – сказал гигант. – Малышка Вельма. Целых восемь лет не виделся с ней. Говоришь, тут заведение для черномазых?

Я хрипло подтвердил.

Он втащил меня еще на две ступеньки. Я стал вырываться. Пистолета у меня не было. Оружие для поисков Димитриоса Алейдиса не требовалось. Да и вряд ли имело бы смысл хвататься за пистолет. Гигант, скорее всего, отнял бы его у меня и сожрал.

– Поднимись, посмотри сам, – сказал я, стараясь не выдавать голосом боли.

Гигант снова отпустил меня. Посмотрел с какой-то печалью в серых глазах.

– У меня хорошее настроение, – сказал он. – И я никому не позволю его портить. Пошли наверх, промочим глотку.

– Тебя не обслужат. Это негритянское кафе.

– Я не видел Вельмы восемь лет, – сказал он глубоким, печальным голосом. – Восемь долгих лет прошло с тех пор, как я простился с ней. И шесть лет не получал от нее писем. Но это ей придется объяснить. Работала она здесь. Красавица. Ну что, идем наверх?

– Ладно! – выкрикнул я. – Пошли. Только не тащи меня. Дай идти самому. Я здоров. Я взрослый. Сам хожу в туалет и все такое прочее. Не тащи.

– Малышка Вельма работала здесь, – с нежностью произнес гигант. Меня он не слушал.

Мы пошли наверх. Он позволил мне идти самому. Плечо у меня ныло. Затылок взмок.

2

Такие же двери, как внизу, отделяли верхнюю площадку лестницы от пространства за ними. Гигант небрежно распахнул их большим пальцем, и мы вошли в зал – длинное узкое помещение, не особенно чистое, не особенно светлое, не особенно веселое. В углу за игорным столом болтала и напевала группа негров. Справа у стены располагалась стойка. Остальная часть зала была занята маленькими круглыми столиками. За ними сидело несколько посетителей, мужчины и женщины, сплошь негры.

Пение у игорного стола внезапно оборвалось, свет над ними погас. Наступило молчание, тяжелое, как полузатопленная лодка. На нас уставились глаза, карие на лицах всевозможных оттенков, от серого до совершенно черного. Головы медленно поворачивались к нам, глаза сверкали в глухом, враждебном молчании людей иной расы.

У входа за стойкой сидел, привалясь к ней грудью, рослый, крепкий негр без пиджака, с розовыми нарукавными резинками и бело-розовыми подтяжками, скрещенными на широкой спине. Сразу было видно, что это вышибала. Он медленно опустил приподнятую ногу, неторопливо обернулся, провел по губам широким языком и воззрился на нас. Лицо его было обезображено, – казалось, по нему не лупили разве что ковшом экскаватора. Все в шрамах, шишках, вмятинах, швах. Этому лицу уже ничего не было страшно. Его уродовали всем, что только можно себе представить. Короткие курчавые негритянские волосы начинали седеть, одно ухо было без мочки.

Вышибала был грузным, плечистым. С крепкими, мощными ногами, слегка кривыми, что у негров бывает нечасто. Он еще раз облизнул губы, улыбнулся и направился в нашу сторону походкой человека, привыкшего давать волю кулакам. Гигант молча поджидал его.

Негр с розовыми нарукавными резинками уперся массивной коричневой пятерней гиганту в грудь. Пятерня походила на лопату. Гигант не шелохнулся. Вышибала одарил его любезной улыбкой:

– Белых не обслуживаем, браток. Только для цветных.