Пусть мертвецы подождут - Роберт Райан (2014)

Он выдвинул ящик стола и достал блокнот. Быстро нашёл экстренный номер, который ему дали в правительственном департаменте, использовавшем его газету для вербовки «лиц с навыками механиков».

Сэмсон поколебался. Возможно, эта женщина просто раздувалась от собственной важности. Если она хотела внести свою лепту, всегда могла бы получить работу водителя омнибуса. Может, стоило ей это предложить. И всё же она не показалась ему похожей на бабочку, которая порхает от одного замысла к другому. Уж скорее на терьера, который обгладывает кость, пока не разгрызёт на осколки.

Он посмотрел на страницу с номером. Рука Сэмсона дрожала, когда он поспешно вносил его в блокнот, но всё-таки записанное можно было разобрать. Миссис Бизли должна была позаботиться о том, чтобы эта миссис Грегсон заполнила анкету, так что адрес претендентки остался у неё на столе. Следовательно, он сможет сообщить человеку на другом конце провода, где она живёт, если понадобится. Что тот с нею сделает? Вероятно, вселит страх Господень. Как вселил в Сэмсона.

«Сообщайте о любых подозрительных лицах, – велел редактору этот строгий человек. – Или о тех, кто может причинить неприятности». Как там он выразился? Ах да – «под страхом смерти». «Звоните нам по любым вопросам, какими бы тривиальными они ни казались, под страхом смерти». Фигура речи. Верно? Хотя полноватый коротышка, который произнёс эти слова, не выглядел и не вёл себя как тот, кто способен использовать слова легкомысленно. Мистер Гровер – так он назвался. «Слуга правительства» – вот и всё, что он счёл нужным сообщить по части сведений о себе. От простого воспоминания о его глазах, по-рыбьи холодных, излучающих не особенно завуалированную угрозу, у Сэмсона пересохло во рту.

На секунду редактор даже пожалел миссис Грегсон. Но инстинкт самосохранения был сильней. Сэмсон снял телефонную трубку и стал ждать оператора. Уайтхолл 0101. Как только его соединят с этим номером, миссис Грегсон перестанет быть его проблемой.

Пациент майора Ватсона сидел в конце спортзала, размещённого в крыле бывшей школы, теперь превращённой в «особое» отделение госпиталя. Доктор задержался в дверном проёме, наблюдая за солдатом, прежде чем дать знать о своём присутствии; за спиной у Ватсона в нерешительности замерла медсестра. Молодой человек, капитан, был одет в бледно-голубую больничную робу, которая выделяла его, по выражению одной из медсестёр, услышанному доктором, как «одного из придурковатых». Он сидел за столом и смотрел вниз, словно читая газету в библиотеке, но, кроме потёртостей и царапин на деревянной столешнице, глядеть было не на что. Что бы капитан ни увидел на той поверхности, рассмотреть это мог лишь он один. Правая нога молодого человека двигалась вверх-вниз точно поршень, а верхняя часть его тела была скрючена, руки скрещены на груди, ладони сжимали противоположные бицепсы, весь торс едва заметно раскачивался туда-сюда. И был ещё шум – горловое гудение, низкое и непрерывное, словно он пытался заблокировать какой-то другой звук.

Доктор знал из записей, что молодой капитан страдал от атаксии – неспособности двигаться, полного паралича, чью физическую причину никто не мог установить. Была ещё афазия – потеря способности говорить. Ватсон также знал, что он странным образом несёт ответственность за состояние этого парнишки.

Всего семь месяцев назад, во французских окопах, Ватсон помог капитану стать героем, и этот груз привёл юношу в «особое» подразделение Вандсвортского госпиталя, предназначенное для тех, кому война нанесла ущерб, который власти только начинали осмысливать. Диагнозы капитану ставили разнообразные, вроде «эмоционального расстройства» или «пока неустановленного (нервного) недуга». Ни то ни другое на самом деле не отражало сложности или странности симптомов, которые демонстрировал этот сломленный человек. Машинерия войны его не убила – просто перемолола в своих жутких, безжалостных шестерёнках.

Доктор повернулся к стоявшей за спиной медсестре: