Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи (2016)

Я пытаюсь скрыть нервозность, когда она берет меня под руку и ведет по салону, представляя как графиню д’Этиоль, племянницу месье Нормана, крестницу Монмартеля. Ни слова о моем супруге или матушке. Я знакомлюсь с Кассини, астрономом, и драматургом Кребийоном, чьи пьесы я обожаю, и юной британкой, которая, по слухам, является его любовницей. У нее на нежном плечике устроился желтый зяблик. А какой-то древний сгорбленный старик, которого мне представили как герцога де Брогли, всплескивает руками и похотливо спрашивает, кто уже удостоился моей приязни.

– Никто, месье. Мой супруг – чудесный человек, – отвечаю я.

Тансен фыркает:

– Это ненадолго, милая, могу вас уверить.

– Я первый в очереди, когда вы решите вкусить радости общества, – галантно возвещает старый герцог, и взгляд его скользит по моему корсету.

– Тогда вам придется сначала пропустить короля, – неуверенно отвечаю я, но эти слова кажутся правильными и естественными. – Если уж обманывать супруга, то только с самим королем.

Собравшиеся хихикают и начинают перешептываться.

– Отлично сказано, отлично сказано, – говорит мадам де Тансен. – Ловкий способ отвадить поклонника, который очень скоро вам понадобится. Но не забудьте, маленькая рыбка, для этого общества супружеская верность – слишком буржуазно.

* * *

Я поднимаюсь к матушке в комнату, вся раскрасневшаяся.

– Как же я жалею, что тебя не было рядом!

– Милая моя, тебе ли не знать, как я в последнее время устаю. – Я-то знаю, что говорю это из вежливости. Матушку в подобных местах не принимают. Она слишком низкого происхождения, к тому же у нее было чересчур много друзей. Любовников.

– Я познакомилась с Кассини! А польский посол сказал, что у меня глаза цвета грозового весеннего неба перед штормом. Скорее всего, он истинный поэт. Хотя и очень близорук.

– А твое платье?

– Вполне подошло. Никто ничего не сказал о моем наряде. Платье мадам де Тансен было очень простым: льняное, кремового цвета, а одна из присутствующих дам надела на талию пояс.

Я поправляю бант на своей шее, вспоминаю, как Брогли сказал, что у меня соловьиный голосок и что ему бы очень хотелось под него засыпать. Я сажусь на кровать и сбрасываю туфли. Одна из них падает в камин.

– Наверное, ты очень устала, если меня не ругаешь, – весело говорю я, гладя ее по голове.

Мама молчит, поэтому я без умолку начинаю трещать о разговорах, развлечениях, еде.

– Пирамида из кремовой меренги различных цветов! Я никогда бы не подумала, но комбинация была изысканной и очень красивой! Я должна все рассказать нашей кухарке. А сколько комплиментов! Герцог де Брогли сказал, что я как сочный персик и что он с удовольствием стал бы моим первым любовником! А маркиз де Меркуин сравнил цвет моих волос с… знаешь, я даже повторять этого не должна.

Но меня уже не унять. Я чувствую себя такой живой и полной сил. Оказаться в центре идей, мыслей, писателей, искусства! И внимания!

Позже, оставшись одна, я вспоминаю все те недомолвки, которые оставила без внимания: нотки зависти в голосе Тансен, когда она восхищалась мной; отчаянный, дрожащий голос графа де Нанги, на которого никто не обратил внимания, – все сделали вид, что не расслышали. Излишне любезные вопросы о здоровье моей матушки. Столько людей, столько чопорности. Шевалье Роган резко бросил, что польский посол крепок задним умом, то есть вспоминает уместные слова, когда сам уже ушел и поднялся на лестничный пролет. Что же они говорили обо мне за моей спиной?