С изрядным риском она едет в Петербург, где присутствует на Всероссийском женском съезде, на котором впервые тысячи женщин просят у правительства и у Думы прав, которых у них пока нет. Из-за своего нелегального положения она не может публично выступать на съезде, но это событие станет важной вехой в формировании ее сознания, она станет лучше понимать сложные отношения между социал-демократами и женским движением. Действительно, в эти дни в Петербурге возникают различные объединения, с которыми сторонницы большевизма и их руководительницы в последующие годы будут серьезно сводить счеты.

Инесса ясно осознает, что у партии права женщин вызывают если не враждебность, то безразличие. Не только консерваторы, но и социал-демократы, от которых в Третьей Думе было представлено лишь девятнадцать депутатов, с недоверием относились к женскому движению и предпочли бы, чтобы представительницы этой партии не принимали участие в съезде. Они опасались, что «ее женщины» находятся под влиянием «буржуазных феминисток» и тем самым отдаляются от законов классовой борьбы. Инесса с сочувствием наблюдает за безуспешными попытками Александры Коллонтай, самой яркой женщины этой партии, убедить их в том, что как раз наоборот, для организации было бы полезно вовлечение женщин, сторонниц социал-демократии. Раскол между большевиками и съездом стал очевидным, когда группе из сорока трех женщин было предложено покинуть зал. Это был демонстративный жест, подчеркнувший враждебность и конфронтацию.

Инесса думает, что «хорошо было бы лучше организовать женский пролетариат, но это очень трудно, до сих пор это было неисследованной территорией». Ей кажется, что женщины оказались в замкнутом пространстве. «С одной стороны, есть страстное желание свободной любви, с другой – у них столь смехотворный доход, что для большинства из них свобода невозможна или им нужно отказаться от материнства. На съезде бесконечно поднимали вопросы на эту тему и крутились вокруг нее как белка в колесе», – пишет она.

Она все еще находится в Петербурге, когда в середине января 1909 года узнает, что Володе стало хуже: туберкулез неумолимо делает свое дело. Ей ничего не остается: она идет еще на один рискованный шаг. Нелегально она пересекает финскую границу и приезжает к нему в Ниццу. В феврале, через двенадцать дней после ее приезда, он умирает. Их любовь длилась семь лет, все это время молодой человек не раз выказывал ей свою бесконечную преданность. Хотя Инесса и знала о слабости его здоровья, она была потрясена его смертью. Она не ожидала, что это произойдет так быстро. «Для меня, – пишет она подруге Анне Ашкенази, – это невосполнимая утрата: с ним было связано мое личное счастье, а без личного счастья жить очень трудно». Несколько лет спустя она скажет дочери Инне: «Я думаю, моя дорогая Инночка, что со смертью все кончается. Знаешь, мне кажется, ты это понимаешь, когда кого-то теряешь. Трудно убедить себя, что что-то закончилось и ты никогда больше не увидишь любимого человека. Я помню, что, когда твой дядя Володя умер, я почувствовала, насколько это тяжело, и позавидовала твоей бабушке, верящей в другую жизнь и полагающей, что смерть – всего лишь временное расставание».

Оставшись одна, Инесса начинает странствовать по Европе. Она переезжает из одной страны в другую, полностью посвящая себя политике и мечтая о встрече с детьми. Она снова делится с Анной Ашкенази: «Что касается работы, я ничем не занимаюсь. Чтобы что-то делать, нужна храбрость и энергия, а у меня их нет. Сейчас я погрузилась в одиночество. До Пасхи поживу в каком-нибудь маленьком городке во Франции. Потом поеду в Париж, где надеюсь найти какое-нибудь занятие. Мне хотелось бы получше узнать социалистическую партию Франции. Если мне это удастся, я получу какой-то опыт и знания, которые будут полезны, когда я вновь приступлю к своей работе».

Новая жизнь