Кадавр. Как тело после смерти служит науке - Мэри Роуч (2011)

Сегодня работу проводят два студента последнего года обучения – Тео Мартинес и Николь Д’Амброджио. Тео – темноволосый тридцатидевятилетний мужчина с длинным выразительным лицом и сухощавой фигурой – пришел учиться погребальному делу после смены нескольких мест службы в кредитных компаниях и туристических агентствах. Ему нравится, что работа в морге часто подразумевает предоставление жилья. До появления мобильных телефонов при большинстве моргов были квартиры, чтобы кто-то все время находился на месте, даже в ночное время. Что касается красавицы Николь, в ней интерес к профессии возник после просмотра сериала о следователе Квинси, который, если мне не изменяет память, был патологоанатомом. Впрочем, любой ответ человека, избравшего такую профессию, меня удовлетворяет не до конца. Пара облачилась в пластик и латекс, так же как и я, и любой другой, входящий в «зону брызг». Здесь работают с кровью, и одежда должна защитить от крови и всего, что может в ней находиться, к примеру ВИЧ или вируса гепатита.

Объектом внимания в этот день являлось тело семидесятипятилетнего человека, или труп трехнедельной давности, как вам будет угодно. Этот человек пожертвовал свое тело на научные цели, но, поскольку его вскрывали, наука вежливо отказалась. Анатомическая лаборатория разборчива, как ищущая любви женщина из высшего общества: претендент не должен быть слишком толстым или слишком высоким или иметь хронические заболевания. После трехнедельного хранения в университетском холодильнике тело перенесли сюда. Я согласилась не описывать каких-либо деталей, позволяющих идентифицировать этого человека, однако это не трудно, поскольку, как я предполагаю, внешний вид уже в значительной мере изменился в результате потери воды за время хранения. Тело кажется высушенным. Оно чем-то напоминает засохший пастернак.

До начала бальзамирования тело обмывают, как если бы его хоронили в открытом гробу или показывали семье в частном порядке. Хотя в данном случае этого тела не увидит никто, кроме служителей крематория. Николь обрабатывает рот и глаза дезинфицирующим раствором, затем смывает его водой. Хотя я знаю, что этот человек мертв, мне почему-то кажется, что он вздрогнет от прикосновения тампона к глазам и закашляется от воды, попавшей в гортань. Его неподвижность, его нечувствительность совершенно нереальны.

Студенты действуют по-деловому. Николь разглядывает рот мужчины. Ее рука покоится на его груди. Ее что-то беспокоит, и она приглашает Тео взглянуть. Они тихонько переговариваются, а потом Тео обращается ко мне: «Во рту скопился материал».

Я киваю головой, представляя себе вельвет в мелкий рубчик или хлопчатобумажную ткань в клеточку.

«Материал?»

«Отрыжка», – пытается объяснить Николь. Это мне не помогает.

Инструктор колледжа Хью Макмонигл, или просто Мак, который руководит сегодняшним занятием, останавливается позади меня: «Дело в том, что содержимое желудка вернулось в рот». Газ, образующийся при работе бактерий, накапливается и создает давление, в результате чего содержимое желудка может выдавливаться обратно в пищевод и в рот. Кажется, что подобное осложнение не очень беспокоит Тео и Николь, хотя отрыжка – нечастое событие в лаборатории для бальзамирования.

Тео объясняет, что намеревается использовать аспиратор. Кажется, чтобы отвлечь меня от наблюдаемой картины, он похлопывает меня по плечу: «По-испански пылесос называют aspiradora».

Прежде чем подключить вакуум, Тео кладет на подбородок мужчины салфетку, а затем начинает отсасывать вещество, которое по виду напоминает шоколадный сироп, но совершенно определенно имеет другой вкус. Я спрашиваю, как ему удается преодолеть неприязнь при контакте с мертвыми телами и их выделениями. Подобно Арпаду Вассу, он говорит, что старается сконцентрироваться на позитивной стороне дела. «Если завелись паразиты, или у человека грязные зубы, или он не высморкался перед смертью, мы просто пытаемся исправить ситуацию, чтобы он выглядел привлекательнее».