Короли Жути - Николас Имс (2017)

Джинни презрительно хмыкнула; он бы спросил, с чего это она, но тут перед ним возникла дымящаяся плошка жаркого. От наваристого, даром что грибного, духа невольно заурчало в животе.

Жена сняла накидку с вешалки у двери:

– Пойду гляну, как там Талли. Может, помогу ей лягушек донести. – Джинни подошла к столу, поцеловала Клэя в макушку, пригладила ему торчащий хохол. – А вы тут посплетничайте без меня.

В дверях она остановилась, взглянула сначала на Гэбриеля, который глотал жаркое с такой жадностью, будто его очень давно не кормили, а потом уже и на Клэя. Лишь спустя несколько дней (и вдали от дома) он понял, что именно выражал ее взгляд: задумчивую, отрешенную печаль, словно Джинни, его любящая, проницательная красавица-жена, уже догадалась, к чему все идет – неминуемо, как наступление зимы или неотвратимый бег реки к далекому морю.

В раскрытую дверь ворвался холодный ветер. Джинни поежилась, запахнула накидку и вышла.

* * *

– Это все Роза.

Они доели жаркое и отодвинули пустые плошки. Клэй знал, что надо бы их сложить в таз с водой, пусть отмокают, а то потом не отскребешь, но ему было лениво вставать из-за стола. Гэбриель явился среди ночи, откуда-то издалека, и ему явно не терпелось что-то рассказать. Ладно, пусть рассказывает.

– Дочка твоя? – уточнил Клэй.

Гэб медленно кивнул, оперся ладонями о столешницу, устремил взгляд куда-то вдаль.

– Она у меня… строптивая, – наконец произнес он. – Порывистая. Я бы сказал, что в мать нравом пошла, но… – По губам снова скользнула тень знакомой ухмылки. – Помнишь, я ее учил рубиться на мечах?

– Ага, а я тебя предупреждал, что лучше этого не делать, – сказал Клэй.

Гэбриель пожал плечами:

– Я хотел обучить ее основам, чтобы она в случае чего смогла за себя постоять. Ну, сам знаешь, коли́ острым концом и все такое. Но ей хотелось большего. Ей хотелось… – Он умолк, подыскивая слова. – Ей хотелось славы.

– Вся в отца.

– Вот именно, – удрученно поморщился Гэбриель. – Наслушалась глупых россказней, вбила себе в голову, что надо стать героем и собрать свою банду.

«Интересно, от кого она слышала эти глупые россказни», – подумал Клэй.

– Ну да, – кивнул Гэбриель, словно прочитав его мысли, – я сам виноват, отпираться не стану. Но дело даже не во мне. Нынешние юнцы, Клэй… они ведь бредят наемниками. Чуть ли не поклоняются им. Как с ума посходили. А наемники эти… у них не банды, а не пойми что. Какой-нибудь мудак нанимает безымянных отморозков, чтобы устраивали бучу, а сам размалюет морду, нацепит расфуфыренные латы, подвесит сверкающий меч к поясу – и ну гарцевать. Представляешь, нашелся придурок, который выезжает в бой на мантикоре.

– На мантикоре? – ошарашенно переспросил Клэй.

– То-то и оно, – горько рассмеялся Гэб. – Это ж каким олухом надо быть, а? Мантикоры же зловредные. Да что я тебе рассказываю, ты и сам знаешь.

Клэй и впрямь знал; однажды мантикора насквозь проткнула ему правое бедро, до сих пор остался вот такущий шрам. Нет, на мантикоре далеко не уедешь. А потом, какой дурак решится оседлать крылатого льва с отравленным жалом в хвосте? Ан нет, похоже, нашелся один такой.

– Они и нам поклонялись, – напомнил Клэй. – Ну, тебе-то уж точно. И Ганелону. До сих пор и сказки сказывают, и песни поют о ваших подвигах.

Естественно, рассказы о подвигах были преувеличены, а песни по большей части – сплошная выдумка. Но их все равно помнили, даже тогда, когда те, кого восхваляли в песнях, давным-давно забыли о прежней жизни.

«А ведь когда-то мы были великанами…»

– Нет, теперь все иначе, – вздохнул Гэбриель. – Видел бы ты, Клэй, какие толпы собираются, когда эти банды приходят в город. Мужики орут как резаные, бабы визжат, рыдают взахлеб, чуть ли не в судорогах бьются… Говорю ж, как с ума посходили.

– Бред какой-то, – с чувством произнес Клэй.