Саксонская трилогия (сборник) - Юзеф Игнаций Крашевский (1875)

Анной руководил врожденный инстинкт, в советах она не нуждалась.

Немного погодя дверь кабинета бесшумно растворилась и вошел король. Еще с порога он искал глазами ту, ради которой пришел, а, увидев, покраснел, побледнел, растерялся и, позабыв о хозяйке дома, бросился к Анне, чтоб поздороваться с ней. На челе его не осталось и следа озабоченности, вызванной поражениями, неблагодарностью поляков, миллионными потерями, изменами и разочарованиями.

Анна ответила на приветствие издали чопорно и холодно, но наряд ее говорил сам за себя. Она хотела понравиться, это было ясно и вселяло надежду. Несмотря на впечатление, произведенное Анной, король, чтоб не нарушить ритуал учтивости по отношению к прекрасному полу, подсел к графине Рейс, которую не любил, и сказал ей несколько любезных слов, не спуская, однако, взгляда с Анны. Потом пошептался в сторонке с госпожой Гюльхен, улыбнулся графине Вицтум, учтиво приветствовал остальных, одарив всех без исключения милостивым взглядом. Во время этой церемонии у графини Вицтум было достаточно времени, чтобы взять невестку под руку и увести в кабинет под предлогом какого-то спешного и важного разговора. Это был стратегический маневр, чтобы обеспечить королю приятный tete-a-tete.[15] Как только король показался на пороге и завел с Анной разговор, графиня Вицтум незаметно отошла и вскоре ретировалась совсем. Дверь осталась, правда, растворенной, и приподнятая портьера позволяла находившимся в гостиной лицезреть особу государя, но никто не мог слышать, о чем они с Анной говорили. Август был сильно возбужден и, казалось, позабыл уже свои вчерашние опасения.

– Вы сегодня еще прекрасней и совсем не такая, как вчера. Да вы просто волшебница! – воскликнул король, не в состоянии сдержаться.

Анна Гойм поклонилась.

– Ваше величество, вы славитесь своей любезностью и вниманием к прекрасному полу, поэтому самым лестным вашим словам трудно поверить, – сказала Анна.

– Вы требуете от меня клятвы? Я готов поклясться всеми богами Олимпа. В жизни не видел женщины красивей, и поражен жестокостью судьбы, отдавшей такого ангела в руки моему несносному акцизному.

Анна невольно рассмеялась, и впервые из-под розовых губ показался ряд белых, как жемчуг, зубов. Улыбка эта сделала ее еще обольстительнее. Две крохотные ямочки, словно выцелованные, показались на розовых щеках и исчезли. Лицо, едва покрывшись кармином, стало постепенно бледнеть, а потом засияло, как бы освещенное внутренним огнем.

Король взглянул на ее руки, – он безумно любил целовать красивые руки, – и едва удержался, чтобы не прильнуть к ним губами. Это было чудо красоты. У короля начинала кружиться голова.

– Если бы я был тираном, – воскликнул он, – то не разрешил бы Гойму вернуться сюда, я ревную вас к этому Вулкану.

– Вулкан тоже ревнив, – возразила Анна.

– А разве Венера может любить его?

Она молчала, король долго ждал ответа.

– Кроме любви, есть еще и другие узы, связывающие, быть может, сильней, чем любовь, – узы долга и клятвы.

Король улыбнулся.

– Клятвы в любви?

– Нет, государь, в супружеской верности.

– Но есть браки святотатственные, – сказал Август, – и к ним я отношу такие, когда красота сочетается с чудовищным уродством. Боги в таких случаях прощают нарушение клятвы.

– Но гордость не позволяет преступить ее.

– Вы очень строги, сударыня.

– Даже больше, чем вы думаете, ваше величество.

– Вы пугаете меня, графиня!

– Вас, ваше величество? – улыбнулась она. – Но как это может вас касаться, что вам до моей строгости?

– Касается даже больше, чем вам кажется, – ответил в тон ей Август.

– Не понимаю, – прошептала Анна.

– Как? Неужели вы не видите, что покорили меня вчера с первого взгляда?

– Успех мой, – ответила Анна, – недолговечен, он до первой зари. Вы, ваше величество, и в этом подобны богам. Легко влюбляетесь и легко забываете…