Гароэ - Васкес Фигероа Альберто (2014)

Решив, что все спокойно, он взял в правую руку оружие, вылез из воды, опираясь на левую, и с силой полоснул по воздуху кинжалом, но рука ушла в пустоту.

Он чертыхнулся про себя, однако вновь погрузился в воду так, чтобы на поверхности оставалась одна голова, и, набравшись терпения, затаился.

Терпение выиграло много битв.

И столько же проиграло.

Он предпринял три попытки – и все без результата – в нескольких точках фелюги, а в четвертый раз острое лезвие погрузилось по самую рукоятку в спину сержанта Фернана Молины, который вскочил на ноги, взвыв от боли. Диего Кастаньос был достаточно сильным мужчиной, чтобы тут же забраться в лодку и наброситься на раненого, который продолжал стонать; капитан наносил ему удар за ударом, пока не понял, что тот перестал двигаться.

На рассвете третьего дня он сидел в шлюпке один, безраздельно владея обоими бурдюками с водой. Густое желтое облако постепенно отступало назад, по мере того как восточный ветер отгонял его на запад, а на горизонте не было видно ни малейшего признака суши.

По его расчетам, воды было достаточно, чтобы продержаться две недели. А между тем ветер неумолимо толкал шлюпку все дальше в глубь Мрачного океана.

17

Знойный сирокко дул восемь дней. Единственное, чем можно было заниматься в это время, – лежать в тени, стараясь не расходовать воду и энергию, или время от времени окунаться в гладь океана, усеянную маленькими коричневыми бабочками с белыми пятнами. Ветер принес их из далекой пустыни, и они не дотянули всего нескольких метров до спасительной суши.

Некоторые еще трепетали крылышками и то здесь, то там исчезали, проглоченные какой-нибудь рыбиной, которая тут же возвращалась в глубину, где вода была холоднее и приятнее.

Видимость по-прежнему была нулевой, поэтому у обитателей острова – как туземцев, так и испанцев – было ощущение, что они погрузились в какой-то причудливый мир, в котором изредка возникала человеческая фигура, направлявшаяся к морю как к последнему прибежищу.

Птицы не решались летать, а если и пытались, то самые слабые внезапно бросались на землю и успевали испустить дух прежде, чем сломать себе шею от удара о камни.

Даже игруны дельфины и неторопливые царственные киты уплыли подальше от острова, потому что всякий раз, когда они поднимались на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, вместо мягкого морского бриза им приходилось вдыхать пыль и жар.

Утром четвертого дня появился передовой отряд саранчи, однако сообразительные насекомые, должно быть, пришли к выводу, что этот небольшой остров из черного вулканического камня может превратиться в кладбище для миллионов их сородичей, поэтому, передохнув пару часов, вновь отправились в полет – ведь есть же где-то менее суровая земля.

Вероятно, они смекнули, что жить в пустыне, где яйца можно отложить в песок, это одно дело, а пытаться зарыть их в непроницаемую лаву – совсем другое.

– Если так будет продолжаться, тогда даже Гароэ не сможет нас спасти… – сказала Гарса однажды ночью, когда они не могли заснуть из-за невыносимой жары. – Старики говорят, что подобное стечение неблагоприятных обстоятельств бывало редко.

– Но что это за Гароэ такой?

– Я не могу тебе сказать, пока не родится ребенок: тогда ты будешь признан одним из наших. А в данной ситуации если бы я это сделала, то поплатилась бы жизнью. – Гарса ласково погладила его по щеке и добавила: – Тот корабль привез мне тебя, но одновременно принес острову все мыслимые и немыслимые несчастья: нас преследует злой рок.

– Я не верю в злой рок… – заметил ее муж, впрочем, без особой убежденности. – В невезение – да, но полоса невезения рано или поздно заканчивается.

– Если нынешняя полоса не поспешит завершиться, невезению больше нечем будет поживиться, разве что кучей трупов.