Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера - Джон Элдер Робисон (2014)

Мой отец преподавал в университете, но по сравнению с Амхерстом получал очень мало. Поэтому жилья за счет работодателей у него не было, и никто нам ничего не чинил. Дыры, которые я пробил в дверях, когда мне было тринадцать, и сейчас, три года спустя, все так же зияли на прежнем месте.

Однажды Джим пригласил меня в гости:

– Приезжай, посмотришь, какую штуку я соорудил.

Джим в последнее время лихорадочно трудился над неким засекреченным проектом, и, похоже, наконец-то добился результатов. Когда я приехал, он повел меня в сарай, располагавшийся в пятидесяти футах за домом. Посреди сарая стоял обгорелый бетонный бочонок в стальной раме, с которой в него свисала цепь. От бочонка тянулся шланг к большому серебристому баллону с пропаном.

– Это моя новая печь, – гордо заявил Джим.

Любой другой восемнадцатилетний подросток с радостью похвалился бы новой машиной, гитарой, фотокамерой. Джим хвастался новой доменной печью. Он соорудил ее сам, с начала до конца, прямо тут, в сарае. Сделал металлическую оковку домны. А к домне смастерил клещи и щипцы и прочие инструменты для работы с расплавленным металлом. И горелку сделал. Поразительно, но практически все было собрано из каких-то остатков, обломков. Уверен, ничего похожего на эту самодельную домну и инструменты во всем Амхерсте не водилось!

– Да ты выстроил целый маленький сталелитейный завод, – сказал я.

– Нет, это не сталелитейный завод, – покачал головой Джим. – Чтобы плавить сталь, нужны высокие температуры и нужно вводить кислород. А у меня плавильня для цветных металлов, не для стали. В ней можно работать с алюминием и бронзой, – растолковал он. Я был прекрасным слушателем для такого рода речей. Обычный человек, непосвященный, в эти нюансы бы просто не вник и не оценил разницу.

– Хочешь посмотреть, как она работает? – предложил Джим. Не дождавшись согласия, он шагнул к домне и включил ее. Я услышал, как, набирая скорость, заработал вентилятор.

– Воздух туда нагоняют два вентилятора от мощных пылесосов, – пояснил Джим. – Все равно что нагнетание кислорода, но бесплатно.

Чем быстрее крутились вентиляторы, тем громче они шумели.

– Я поставил самые мощные, какие смог найти в магазине «Грейнджер» в Спрингфилде, – сказал Джим. Эти вентиляторы отлично гоняли воздух. У меня и то разметало волосы от ветра, который они подняли.

– А теперь пустим пропан и подожжем его.

Джим повернул нечто вроде водопроводного краника, располагавшегося внизу на боку домны. Гараж наполнился запахом газа.

– Поджиг!

Джим усмехнулся, поджег скомканную бумажку и бросил ее в печь.

Прогремел гром, на мгновение я оглох. Что-то ослепительно вспыхнуло, и запах пропана исчез. Если бы в сарае были окна, в них вылетели бы стекла. Но окон не было, по крайней мере с того раза, когда мы впервые зажгли печь.

Как только Джим зажег огонь, печь зашумела, словно реактивный двигатель, работающий вхолостую. Я заглянул в жерло печки и увидел, как внутри закручивается пламя.

– Давай-ка ее раскочегарим! – предложил Джим, будто печка еще не работала. Он повернул большой реостат, и вентиляторы завертелись еще быстрее, а Джим тем временем крутанул кран, чтобы добавить пропана в горелку.

– Нужно следить за тем, как идет газ. Состав очень важен. Если пламя желтое, значит, пошел угарный газ. А нам нужно почти бесцветное голубоватое пламя, – объяснил Джим.

Печь гудела все громче, мне уже хотелось заткнуть уши берушами. Над верхушкой печи показались язычки голубого пламени. Шум был невыносимый, оглушительный – уже не шум, а рев. И жарко стало невыносимо.

– Теперь давай расплавим какой-нибудь металл, – довольно улыбаясь, предложил Джим. Мы нагрузили в ведро обломки алюминия, только это оказалось вовсе не ведро – когда я назвал его так, Джим сразу меня поправил:

– Это твердосплавный закаленный тигель. Вмещает сорок фунтов алюминия или двадцать – бронзы. Расплавленной, естественно.