Вокруг пальца - Йон Колфер (2013)

Я не ухожу. И даже искушения такого не испытываю.

* * *

София открывает дверь в халате, волосы у нее мокрые, а лицо отмыто. Я толком не знаю, что из этого заключить. Обычно, когда София не играет какую-нибудь роль, она для меня потеряна в сумрачных дебрях депрессии. В такие ночи я ючусь на кушетке, только для уверенности, что не случится ничего дурного. До сих пор София справлялась в одиночку, но я чувствую себя ответственным, потому что позволил ей стать зависимой от меня. Мои широкие плечи приняли на себя часть ее тяжкого бремени, и без меня эта красивая леди будет безмерно одинока.

А может, я просто тешу собственное эго выдумкой, будто София Делано зависит от сурового матерого ветерана войн Дэниела Макэвоя.

– Хей, Дэн, – говорит она, и из этого короткого приветствия я могу сделать два вывода. Раз: София знает, кто я такой. И два: она спокойна, откуда следует, что она приняла свой литий.

Мне проще, когда София на своих лекарствах, не отрицаю, но отчасти я желаю, чтобы нашлось такое местечко, где ее конкретная разновидность сдвига по фазе в порядке вещей прямо на улицах. Когда она включает эту индивидуальность, меня тянет к ней, как мотылька к неону.

Может, нам следует перебраться в Голливуд. Или в Голуэй.

– Привет, София, дорогая. – Я кладу ладони ей на плечи, как эполеты. – Как ты себя чувствуешь?

Она прислоняется ко мне, прижимаясь щекой к моей груди, и если б мы могли так стоять вечно, меня бы это вполне устроило, но скорее рано, чем поздно у малыша Дэна начнут возникать идеи. Я упиваюсь моментом, пока он длится, приглаживая ее светлые волосы к скальпу и думая, что ласкать череп женщины – ощущение интимнее некуда, а заодно думая, что не стану озвучивать эту теорию Зебу, который подымет ее на смех.

– Мне лучше, – сообщает она. – В моей глупой голове еще туман, но лучше. Мне снился молоток.

Я привлекаю ее поближе.

– Это сон. Здесь никаких молотков.

Она содрогается в моих объятьях.

– Хорошо. Я всякое вытворяла, Дэн, но молотки?! Если в дело идут молотки, пора прыгать с моста.

– Никаких молотков, – повторяю я. – Просто кошмар. Тебе надо и дальше принимать свои таблетки.

София пятится на пару шагов, и я жалею, что поднял вопрос о лекарствах.

– Ты не понял, Дэниел, – хмурится она. – С таблетками я не я. Они выпивают из меня жизнь. Может, мне и не хватит сил причинить кому-нибудь вред, но и любить кого-нибудь я не могу. Я становлюсь картонной фигуркой. Ты не можешь понять, каково это, но это не твоя вина.

Она протягивает ладонь – оливковую ветвь, и я позволяю ей втянуть себя внутрь.

– Ты для меня единственный, Дэн. Если б ты не объявился, даже не знаю, что сталось бы с Софией Делано. Ничего жизнерадостного, это уж наверняка.

Я захлопываю дверь движением пятки.

– Я буду объявляться, дорогая, пока я тебе нужен. Об этом не беспокойся. Все уладится.

Она смеется, потому что реплика и вправду дерьмовая, но я не против, потому что смех – это здо́рово, правда ведь? Лучше, чем молотки.

– Уладится? О, Дэн, ирландская ты задница! Давно ты здесь? Никогда ничего не улаживается. Все мерзкое дерьмо прет из Нью-Йорка через верх, и то, что не тонет в Гудзоне, прибивается к берегу в Джерси.

Метафора довольно мрачная и малость чересчур близкая для меня, так что я возражаю, хоть и знаю, что только попусту теряю время.

– Теперь это не так, дорогая. Теперь мы вошли в моду. Клойстерс стал фешенебельным городом-спутником. Здесь цены на недвижимость практически не снизились.

Этот аргумент чересчур скучен, чтобы выжить в одной комнате с Софией Делано.

– О боже мой, не бери в голову, Дэнни. Давай посмотрим пару эпизодов этого ковбойского дерьма, что тебе нравится, и ударим по пивку.

– Это «Дэдвуд». И тебе не следует много пить на литии. Это влияет на твои уровни.

София уже на полпути к холодильнику.

– Пиво – не алкоголь, Дэн. Я думала, ты ирландец.