Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли (2015)

– Нет, Аг, – объясняла я ей, когда примерно через год после той выставки мы сидели на кухне и она смотрела, как я готовлю домашнее задание. – Мы тогда поднялись высоко над землей на чертовом колесе и смотрели вниз на крытые соломой домики ирландской деревни на берегу озера Мичиган. Именно это тебе и запомнилось.

– Но я могу закрыть глаза и увидеть Ирландию прямо сейчас, – возразила она. – Зеленая травка, холмы, белые коттеджи, синяя вода и волны, разбивающиеся о камни.

– Ну, Аг, я тоже такое вижу в своем воображении, – сказала тогда я. – Думаю, все, чьи родители и бабушки с дедушками приехали из Ирландии, хранят в голове такие картины, навеянные их песнями и рассказами.

И я спела ей:

– Когда поля зазеленеют свежей травой, Кэтлин, я отвезу тебя домой.

Нас услыхала моя двоюродная бабушка Майра, которая в тот момент проходила через кухню.

– А вот я возвращаться домой не хочу, – заявила она. – В песнях не поется о том, как люди умирают с голоду, о трупах, валяющихся на улицах, и лендлордах, которые спокойно через них переступают. Так что радуйтесь тому, что вы американки, девочки. Я – радуюсь.

Я знала, что отцом детей Майры был ее лендлорд. Об этом мне рассказал ее сын и мой кузен Томас, когда мы в тот день, на выставке, ужинали в ресторанчике миссис Харт «Донегал Кастл», стилизованном под замок. В меню было написано: «Древняя средневековая еда», но на самом деле это была просто отварная солонина с капустой.

Томас поселился в Сан-Франциско. Тогда ему было лет пятьдесят, он никогда не был женат. Мужчина он был довольно суровый, не смеялся и не участвовал в веселой болтовне вместе со всеми остальными. Он выпивал, прикладываясь к серебряной карманной фляге, которую больше никому не предлагал. Томас наклонился ко мне и сказал:

– А я – владелец настоящего замка в Ирландии, он принадлежит моему отцу. Я его старший сын.

Я видела, что бабушка Майра следит за нами, и чуть позднее, когда мы прогуливались по центральной аллее, она отвела меня в сторону.

– Томас наплел тебе что-то насчет его потерянного наследства? – спросила она.

– Было немного, – ответила я.

– Бедняга Томас, – вздохнула она. – Выдумал себе историю, а у меня не хватило духу сказать ему, что его дедушка Пайк был настоящим чудовищем, а его сын, отец Томаса, – не намного лучше.

Она жестом указала на моего двоюродного дедушку Патрика – брата моего дедушки Майкла – и бабушку Онору, которые вместе шли впереди. Тогда они уже поженились – было от чего голове пойти кругом.

– Твой дедушка Патрик рассказал моим сыновьям, Томасу и Дэниелу, что их отец, Роберт Пайк, погиб смертью солдата в Индии. Он знал, что им такая версия понравится. Хотя сама я в толк не возьму, как может нравиться то, что англичане схватили за горло несчастную чужую страну.

Когда я была маленькой, то думала, что Патрик мне дедушка. Но он сказал, что у меня был самый лучший дедушка на свете – его брат Майкл Келли.

– Он лучше, чем я.

– Но он же умер, – возразила я.

Мне тогда было лет десять. Я любила помогать ему копать картошку на участке земли, который он возделывал на пустоши недалеко от берега реки. Дедушка Патрик рассказывал, что когда-то на этом месте стоял лагерь последней в Бриджпорте семьи индейцев потаватоми. Вообще, он знал массу замечательных историй.

– А какое отношение то, сколько человек прожил, имеет к его величию? – спросил он у меня.

– Но разве жить не лучше, чем умирать? – спросила я.

– Это не всегда так, – последовал его ответ.