После тебя - Мойес Джоджо (2015)

– Я зто гарализована? – спрашиваю я шелестящим шепотом.

– Что? – Он практически прижимается ухом к моему лицу.

– Гарализована? Я зто гарализована?

– Парализована? – Мужчина секунду колеблется, продолжая пристально меня изучать, затем поворачивается и переводит взгляд на мои ноги. – Вы можете пошевелить пальцами ног?

Я пытаюсь вспомнить, как правильно двигать ногой. Получается не сразу. Похоже, для этого нужно сосредоточиться сильнее обычного. Тогда медик наклоняется и слегка касается пальцев ноги, словно желая напомнить мне, где они находятся.

– Попробуйте еще раз. Вот так.

И сразу же обе ноги пронизывает жуткая боль. Судорожный вздох, скорее всхлип. Мой.

– Вы в порядке. Боль – это хорошо. Ручаться, конечно, не могу, но не думаю, что у вас задет позвоночник. Вы повредили бедро, ну и еще кое-что. – Его глаза прикованы к моим. Глаза у него добрые. Кажется, он понимает, как мне нужны слова ободрения. Его рука по-прежнему лежит поверх моей. Я никогда еще так сильно не нуждалась в тепле простого человеческого прикосновения. – Правда. Я практически уверен, что вы не парализованы.

– О, злава бозу, – словно издалека слышу я свой голос. Глаза наполняются слезами. – Пжалуйста, не одпузкайте беня.

Он придвигает лицо совсем близко к моему:

– Я вас не отпущу.

И я хочу что-то сказать, но его лицо расплывается, и меня снова окутывает чернота.

Уже после мне рассказали, что я, пролетев вниз два этажа из пяти, закончила свой полет сперва на натянутом над балконом тенте, а затем – на плетеном шезлонге с водонепроницаемыми подушками, принадлежащем мистеру Энтони Гардинеру, адвокату в области авторских прав и моему соседу, с которым я ни разу не встречалась. Я сломала бедро, два ребра и ключицу. А еще два пальца на левой руке и плюсневую кость, которая проткнула кожу и торчала прямо из ноги, напугав до обморока одного из студентов-медиков. Мои рентгеновские снимки завораживают врачей. У меня в ушах до сих пор стоят слова пользовавшего меня парамедика: «Никогда не знаешь, что может случиться, когда упадешь с большой высоты». Да, мне явно здорово повезло. Они твердят мне это и ждут, улыбаясь, что я, наверное, отвечу им такой же широкой улыбкой или, возможно, даже на радостях исполню чечетку. Но я не чувствую себя везучей. Я вообще ничего не чувствую. Я дремлю и просыпаюсь, когда над головой вспыхивают ослепительные огни операционной, а затем снова оказываюсь в тиши палаты. Лицо медсестры. Обрывки разговоров.

Ты видела, какую грязь развела старуха из палаты D4?

Ты ведь работаешь в больнице Принцессы Елизаветы, да? Можешь передать им, что мы знаем, как управлять отделением неотложной помощи. Ха-ха-ха-ха-ха!

А теперь, Луиза, отдыхай. Мы обо всем позаботимся. Просто отдыхай.

От морфина хочется спать. Они увеличивают мне дозу, и я радуюсь прохладной струйке забвения.

Я открываю глаза и вижу в ногах кровати маму.

– Она проснулась. Бернард, она проснулась. Как думаешь, нам позвать медсестру?

Она изменила цвет волос, отстраненно думаю я. А затем: ой! это же мама. Но ведь мама со мной не разговаривает.