Мутные воды Меконга - Карин Мюллер (2010)

Когда я вернулась, воссоединение завершилось, и старик сидел один у допотопного телевизора. Тяу с Фунгом отправились на поиски очередного ящика с пивом. Я придвинула стул и села рядом с белым цыпленком, который дежурил у меня под сиденьем все время, пока я пила чай, и потому мог теперь считаться моим другом.

По телевизору показывали китайский сериал, полдюжины героев которого были одеты индуистскими божествами: развевающиеся платья, лица в белой пудре, губы накрашены ярко-красным. Они появлялись и исчезали под громкий звон гонга и вечно приносили одни только неприятности героям в крестьянской одежде. Во вьетнамском варианте все роли озвучивал один переводчик, поэтому даже воин, здоровенный, как медведь, визгливо и тонко пищал.

Похоже, фильм был смешной, но старик сидел в угрюмом молчании, теребя свою вставную челюсть.

Наутро отец Тяу встал с первыми лучами солнца, принялся раскладывать дрова во дворике и созывать гусят, имитируя их певучий щебет. Он только раз подошел к кровати Тяу и постоял немного, печально наблюдая, как его сын отсыпается после вчерашней попойки. Мне стало его жаль, а он, поймав мой взгляд, улыбнулся и кротко пожал плечами, принимая как должное вечное непонимание между старыми и молодыми, городскими и деревенскими. И повеселев, вернулся к своим делам.

Я была менее снисходительна. И растолкала обоих гуляк в полдень.

– Добрый день, – сказала я по-вьетнамски, тщательно подбирая слова. – Теперь мы можем ехать в деревню?

Фунг сел и потер рукой рот.

– Это и есть деревня, – ответил он.

Я постаралась скрыть разочарование.

– Это, – сказала я, – дом у дороги. Здесь нет полей. Нет скота.

Единственное, что хоть сколько-нибудь напоминало звуки животных, было блеяние проносящихся мотоциклов и гулкий рев грузовиков с шоссе.

– Здесь только машины.

Тяу закатил глаза. Фунг измученно вздохнул и рухнул на кровать. Я пошла собирать вещи. Мой план был прост: я доеду до первого же поворота, сверну и поеду по тропинке до конца. Мне уже надоел этот генеалогический тур с посещением всех родственников Тяу в Южном Вьетнаме. Я в сельскохозяйственной стране; вряд ли деревню будет так сложно отыскать.

Оказавшись лицом к лицу с неизбежным, Фунг взял руководство на себя и послал Тяу купить фонарики, противомоскитные спирали и виски. Дождавшись, пока я закончу загружать вещи, он грубо приказал разгрузить велосипед: мы поплывем на лодке.

Мотор был длиной почти с саму лодку; крошечный пропеллер на его конце жужжал, как привязанная стрекоза. Мы забрались на борт и сели рядом с дряхлым седым водителем, чья правая рука, казалось, приняла перманентный изгиб пускового троса.

Вскоре мы уже плыли, мирно рассекая спокойную воду, неожиданно сворачивая в боковые каналы, ныряя под обезьяньи мостики и едва не задевая их носом. Вода в узком канале застоялась и поросла ряской, и мотор то и дело засорялся. Благодаря этим вынужденным остановкам мы тихо дрейфовали по протокам, окаймленным колышущейся травой, по которой спокойно брели бок о бок белокрылые цапли и загоревшие до черноты крестьяне. Мы плыли мимо пришвартованных рыбацких лодок; зловеще длинные шесты торчали у них на носу, как неподвижные антенны; с них свисали сети. Я представила, как сеть опускают в воду и она вспенивает мутную реку, как брюхо большой белой акулы. В густой воде среди рисовой поросли недостатка в еде не было, но все же Меконг представлялся мне не самой здоровой средой для рыб.

Это был край, существующий где-то в промежутке между землей и водой, и казалось, люди чувствуют себя увереннее на плотах, сколоченных из трех досок, чем ступая по зыбкой трясине. Был сезон подготовки к посеву. Пейзаж пестрел фигурками крестьян – мужчины, женщины, дети; они шли вброд по пояс в воде, вырывая пучки сорняков, заполонивших наводненные поля. Потом они относили мокрые гнилые стебли к краю рва и бросали там сохнуть и умирать на солнце.