Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

– А теперь о бумагах, – продолжил Руперт, пропустив мимо ушей замечание Уинтера, – оскверненных нашим невыносимым шутником…

– Так что же нового с ними произошло? – нетерпеливо воскликнула Белинда.

– Насколько я понимаю, вы желаете, чтобы наш друг мистер Уинтер тоже владел всей полнотой информации, верно? Тогда продолжу. Речь идет о манускрипте – или машиноскрипте, если такое слово имеет право на существование, – романа под названием «Полуночное убийство». Никто здесь не нуждается в напоминании, что его главным действующим лицом является Паук. Кстати, могу признаться, что считаю именно Паука, а не себя главой нашей семьи.

Его слова были встречены тягостным молчанием.

– По крайней мере, наше благосостояние держится исключительно на нем. Но не будем отвлекаться. В этом романе Паук выступает в роли безупречного и благородного частного сыщика, располагающего независимым источником дохода, изящными манерами и выдающимся умом. – На этом Руперт сделал паузу; он все же обладал свойственным всем членам семьи чувством слова, что несколько смазывало образ чисто практичного человека. – Впрочем, подобную роль он играет уже довольно продолжительное время. Вот только Паук обременен до крайности неприятным грузом. – Руперт чуть сменил позу на диване. – Я имею в виду груз прошлого. И манипулятор рукописями заставляет его к нему вернуться. Вы знаете о шутке, которую этот человек сыграл с миссис Бердвайр, – невообразимо вульгарной и глупой шутке. Она была ограблена якобы Пауком, вспомнившим о своих прежних дурных наклонностях, и так далее. И хотя надо признать, что вторжение в текст рукописей являет собой нечто гораздо более тонкое по замыслу, суть остается прежней. Общий эффект – постепенное возвращение к прошлому. Наш герой претерпевает нечто, поразительно похожее на, уж извините за такое выражение, моральную ломку. По всей видимости, когда автор вчитывался во внесенные изменения, невозможно было избавиться от ощущения, что под конец романа Паук мог вновь стать тем злодеем, каким представал перед читателем в первых книгах.

– Как старшие констебли, – вставил Хольм, – которые почти неизменно оказываются в финале замешанными в убийствах.

– Вероятно. Я не располагал временем, чтобы вникать в подобные детали.

Тимми тихо насвистывал какую-то тоскливую музыкальную фразу; Белинда рисовала на полу кусочком бильярдного мела. Уинтер внимательно посмотрел на Руперта через стол и спросил:

– Почему вы используете прошедшее время? Что случилось с рукописью?

– Именно то, о чем вы подумали. Когда мой кузен убедился, что произошло нечто столь ужасное, он порвал ее и еще несколько рукописей. Слов нет, как жаль. Они могли иметь успех и пополнить семейный бюджет. Но Ричард слишком чувствителен и непрактичен – до крайности непрактичен. Но тогда проявить практичность становится нашей задачей. Мы должны наконец задать прямые и четкие вопросы. И один из них, несомненно, уже вертится у вас на кончике языка. И состоит он вот в чем. Видел ли кто-нибудь измененные страницы рукописи, помимо моего кузена? И ответ: да, видел. Его секретарь не мог остаться в стороне. – Руперт сделал паузу; Тимми у стола принялся рыться в карманах; Белинда сидела неподвижно. – Однако проблема заключается в том, что секретарь мертв.

Руперт снова прервался. Возможно, чтобы дать присутствующим время оценить эффект своих слов, или просто потому, что открылась дверь и на пороге показалась служанка. Белинда поднялась.

– Время чаепития, – бесстрастно сказала она. – Мне лучше проследить за всем. Я попрошу принести чай и для вас тоже.

И поспешно вышла.