Хозяин Амура - Хван Дмитрий Иванович (2011)

– Чего буркала выпучили? Подымайте людишек, живо! Делати всё, как уговорено было. Аль не слыхали?! Ну! – слова свои Морозов дополнил стуком посоха о пол.

– Не станет ли спешка излишней, Борис Иванович? – произнёс один из приближённых бояр.

– Не успеем сейчас – Никита своё непременно урвёт, – уже спокойным тоном пояснил Морозов и с ухмылкой добавил:

– А ты, Илья Данилович, вовремя государю и мне тестем стал! – и, кинув взгляд на запертую дверь, из-за которой раздавался женский плач и стенания молодой жены, Борис быстрым шагом покинул коридор, заставив вжаться в стены царских рынд, шедших на смену. За ним последовали и остальные, шумно шурша полами одежд. Языки свечного огня поколебались, и по причудливо расписанным стенам заплясали тени.

***

Уже к обеду дня следующего скорбная весть о кончине Государя, выйдя из деревянного терема, где жил несчастный Алексей Михайлович последние месяцы, да обогнув Успенский Собор, где царь, по настоянию своего дядьки-опекуна, обвенчался с Марией Ильиничной Милославской в краткий миг облегчения от хвори, миновала толстые стены Московского Кремля и ушла в народ. Оный, немедля оказавшись взбудоражен, принялся собираться на торжищах, в церквах, у ворот монастырей и просто на площадях и улицах, где горожане и приезжие людишки стали с увлечением выспрашивать друг у дружки, как, мол, случилась беда-то такая. Гул колоколов сгонял чёрные стаи тревожно гомонящего воронья с насиженных мест, заставляя их долгое время летать над крышами домов. Он же выгонял на улицы и людей. Узнав о случившимся, многие плакали, Государя юного жалеючи. На торжище, что длинными рядами лавок занимало Красную площадь, также собиралась гудящая, словно растревоженный улей, людская толпа. Здесь, в этот час, как и во многих иных местах в столице, встревоженные горожане слушали тех, кто хоть что-то знал или пытался таковым казаться. Несмотря на мороз, толпы на улицах с каждым часом росли в числе, и вскоре в них стали захаживать разные личности с бегающими глазками и срывающимися на сип голосами. И если одни из них по привычке стали предрекать скорый Апокалипсис и всеобщую гибель от насылаемых диаволом моров, то другие принялись талдычить о лекарях-убийцах. Дескать, от них всё зло и учиняется – и хворобы они приносят, и пагубы наводят, да и падёжная болезнь без сомненья их промысел.

– Немецкие лекари Государя нашего погубили!! – раздавался истеричный вопль у начала рыбного ряда. – И прежних Государей они изводили!

С этим кличем многие поспешили согласиться. Как же оно иначе-то, немцы – от них всё зло! Немцы завсегда виновны! И вот уже толпа суровеет лицом, вытирая рукавом подмёрзшие на морозе сопли.

– Извели-и Государя-я!

Откель не возьмись, выкатываются бочки с хлебным вином… Шум. Гомон. Вскрики.

– А кто немцов на Москве привечает?! Кто привёл их к Государю-ю?

– Кто?? – разом выдыхает быстро захмелевшая толпа.

– Известное дело кто! – разоряется щербатый мужик в распахнутом красном кафтане. – Никитка, государев дядька!

– Верно! Он немцов привёл! – пьяно ярится, подначивая людей, второй, пялясь бессмысленным взглядом выпученных глаз.

– А ну! – растолкав нескольких мужичков в драных зипунах, на открытое место выходит вдруг широкоплечий, плотный купчина с окладистой бородой. С вызовом посмотрев на заводивших толпу горлопанов, купец закричал, оглядывая собравшихся москвичей, притихших теперь в ожидании дальнейшей потехи:

– Люди добрыя, люд московской! – застягивая слова, зычно заговорил купец. – Гляньте-ко, что деется! Людишки вора Борьки Морозова на Никиту Ивановича клевещут, аки на злодея, убивца!

– Так и есть! – вскричал щербатый. – Никитка и есть злодей!

– Лжа это! – сжав кулаки, прокричал купчина. – У тела государева токмо Борька и был, денно и нощно! Неча…

– Сучий потрох!