De Profundis - Эмманюэль Пиротт (2017)

Борьба не на жизнь, а на смерть завязалась между Всадниками и Братьями-мусульманами, борьба, перевес в которой был пока на стороне первых. Приходилось признать, что фанатиков христианской веры окружала аура, куда более «гламурная», чем радикальных исламистов. Костюм мумии, опутанной патронташами, терял свою привлекательность даже у мусульман, которые все в больших количествах вступали в секту Всадников. Молодое поколение манила атмосфера «плаща и шпаги»: воин-монах, несущий истинную веру, наследник тамплиеров, всадник… И потом, этот старый таинственный главарь, строящий из себя императора галактики, короче, все, что могло предложить прошлое Запада в плане карнавалов, приключений и старозаветного ханжества. То был чистый фантазм, эстетика christiano-starwars[4], вскормленная десятилетиями виртуальных игр ad hoc[5].

Очевидно, по этой причине Братья серьезно пересмотрели свой гардероб; они покопались в истории Османской империи, и результат был не лишен шика: по улицам дефилировали отряды, вооруженные саблями, разодетые, как янычары Сулеймана Великолепного. Все это было бы неплохим развлечением, не убивай и не пытай эти люди направо и налево.

Новый удар кнута обрушился на спину бедняги. Тот вскрикнул как-то странно, это был стон удовольствия и боли одновременно. Роксанна почувствовала, как подкатили к горлу франкфуртские сосиски. С нее было довольно. Она отделилась от стены, из-за которой наблюдала за сценой, оставаясь незамеченной, и отправилась в дом двадцать три по улице От, где располагалась ее убогая квартирка.

Роксанна закурила и наполнила себе ванну. Было от силы три часа, на дворе стоял август, но уже стемнело, как зимой. Загрязнение воздуха достигло такой степени, что летнего неба больше не существовало. Когда солнце решалось все же показаться, оно было бледным и не сияло, словно устало светить на этот разлагающийся кусочек мира. Роксанна разделась и была готова погрузиться в горячую воду, но тут зазвонил ее телефон. На экране высветилось «Мехди». Он долго кашлял, как туберкулезник, потом спросил: «Ну как оно там было с божьими психами?» Роксанна описала ему маскарад и успокоила, пообещав, что никуда больше сегодня не выйдет. Они простились, и Роксанна окунулась в ванну.

Пора было уже закончиться этому цирку. Она подумала о своей матери, сестре, зяте и всей их детворе, которые бежали в прошлом году в Канаду. Гаэтан, муж ее сестры, разбогатевший на недвижимости, очень вовремя купил шестьдесят гектаров земли с двумя домишками посередине. Роксанне предложили поехать с ними, что ее удивило, но она отказалась присоединиться к маленькому отряду. Родные всегда считали ее опасной и неприспособленной невротичкой. Вряд ли теперь они могли изменить свое мнение. И потом, что за идея выбрать Канаду? Судя по доходившим до нее вестям, там жили не лучше. Они бросили вызов «бескрайним диким просторам» и оказались в чистом поле без электричества и воды. Она представляла, как ее сестра Коринна, такая кокетливая, утонченная, элегантная, хрупкая, нудная, выходит из бревенчатой хижины с ведром, идет, проваливаясь в снег по колено, к колодцу, разбивает лед своими тощими ручками… По крайней мере она была соответственно экипирована: Коринна могла бы обуть всю инуитскую деревню в свою коллекцию сапожек угги; они были у нее всех цветов: рыжие, черные, коричневые, бежевые с золотыми блестками, бежевые с серебряными блестками, серые с отливом, серые матовые, высокие и низкие, с роговыми пуговками и без. И потом, вся гамма мехов – норка, выдра, волк, бобер, барашек, целый отвратительный бестиарий, обретший наконец смысл в этом арктическом холоде и державший в тепле ее намеренно чересчур худое тело.