На хвосте удачи - Колесова Наталья Валенидовна (2011)

Умная и коварная Исабель в присутствии брата обращалась с невесткой с преувеличенным вниманием и сердечностью. Наедине же превращалась в беспощадную фурию, только что ядом не брызгала: критиковала слабое здоровье француженки, которое не позволяло родить мужу долгожданного наследника; ошибки в произношении, незнание традиций, мелкие промахи в ведении хозяйства и приеме гостей. Натали пыталась пожаловаться мужу. Но кто из мужчин вникает в женские глупости, да еще рассказанные столь путано, неубедительно и нерешительно? Дон Рикардо только смеялся да отмахивался, а однажды еще и вспылил, раз и навсегда запретив оговаривать его драгоценную сестру, которая ввиду долгого отсутствия у него супруги достойно вела хозяйство и дом, а сейчас тратит столько сил, помогая чужестранке освоиться в семье де Аламеда. Нерешительная француженка отступилась, как всегда покорно принимая волю мужа, и понесла свой тяжкий, не заметный никому крест дальше – не как благородная донна из гордого и знатного кастильского рода, а как забитая и равнодушная ко всему крестьянская кляча.

Зато Нати (или Чио, как уменьшительно называл ее отец по второму имени Росио) с самой колыбели, от самой груди кормилицы твердо знала, что мать разрешит ей что угодно, лишь бы только ее оставили в покое; отца она может обвести вокруг любого из своих пухлых пальчиков; кузен ее любит, хоть и стесняется показать это взрослым… А вот от тетушки Исы следует держаться подальше. Не по возрасту сообразительная племянница переняла манеру поведения у самой донны Исабель де Аламеда де Эррера: почтительность и послушание в присутствии родителей и посторонних. В отсутствие их девочка старалась лишний раз не попадаться тете на глаза, а если попадаться, только в безопасной компании Алонсо.

Настало время, когда дела колоний в Новом Свете потребовали пристального внимания дона Рикардо. Он и так уже два года не выходил в море. Вместе с ним уплывал и Алонсо. Натали до самого последнего дня не верила, что она остается одна (крошка-дочка не в счет), без любящего мужа, в чужой стране, среди чужих недружелюбных людей, в огромном мрачном старинном доме. А дон Рикардо покидал родину с легким сердцем: он верил, что его хрупкая жена и драгоценная дочь будут под надежным присмотром и защитой сестры и многочисленной родни. Натали рыдала до самой последней минуты расставания. Если Исабель и плакала, провожая надолго единственного сына и любимого брата, то лишь в пределах своей комнаты, и хотя выглядела бледной и осунувшейся, сохраняла обычное надменное спокойствие.

Напрасно наивная француженка думала, что расставание с любимыми мужчинами разрушит стену отчуждения: Исабель словно не заметила ее рук, протянутых в поисках и предложении утешения, и прошла мимо, точно невестки и не было.

Так продолжилось дальше. Казалось, Натали просто перестала существовать. Нет, ее не морили голодом или отсутствием заботы – только лишили общения, тепла и поддержки. Посетителям, исправно являвшимся в дом де Аламеда с визитами вежливости, говорилось, что донна слишком слаба для приемов. Единственными лицами, которые Натали видела, были лица слуг, домашнего исповедника и дочери. Неудивительно, что несчастная действительно чувствовала себя слабеющей и больной. Иногда Исабель невольно сравнивала невестку с бледной и нежной лилией, слишком чувствительной для того, чтобы выдержать яркое беспощадное кастильское солнце.

Но благородная донна лишь крепче сжимала узкие губы. Она делает все, о чем ее просил дорогой брат: его жена не знает ни в чем отказа, никаких забот и тревог. Остальное ее не касается. Если Натали предпочитает беспрерывно плакать и чахнуть, а не вести себя как положено женщинам рода де Аламеда, то тому виной – порченая французская кровь.