Гнев майя - Клайв Касслер, Томас Перри (2013)

Глава 1

Рабинал, Гватемала, 1537 год

На столе каморки в здании доминиканской миссии горела свеча: брат Бартоломе де Лас Касас не ложился далеко за полночь. Сон подождет – нужно внести записи за сегодняшний день в отчет для епископа Маррокина. Убедить церковное начальство в успехе доминиканцев в Гватемале можно, только тщательно документируя каждый шаг. Но сперва – другая работа. Лас Касас снял черную накидку, повесил на деревянный колышек у двери и постоял с минуту, прислушиваясь к голосам ночных птиц и стрекоту насекомых в неподвижной тишине ночи.

Шагнув к стенному шкафчику, брат Бартоломе открыл его и достал бесценный манускрипт. Его и два других монаху дал Кукулькан, наследник древнего рода, славившийся среди майя своей ученостью. Книга и чистый лист пергамента легли на стол. Сегодня – важный этап многомесячного труда.

Великолепный фолиант открылся на странице, разделенной на несколько частей. Шесть изображений фантастических человекоподобных существ – очевидно, богов майя, – и под каждым причудливые символы, по словам Кукулькана, письмена его народа. Сами листы были белыми; для картинок использовались красная, зеленая, желтая и изредка синяя краски, для символов – черная. Очинив перо как можно тоньше, Лас Касас расчертил пергамент на такие же шесть вертикальных колонок и принялся скрупулезно копировать содержание страницы. Труд нелегкий, требующий предельного внимания и терпения, но Лас Касас видел в нем такую же часть своего служения, как и в двухцветном одеянии – белой рясе, символизирующей чистоту, и черной накидке, означающей покаяние. Доминиканец не имел представления ни о значении символов, ни об именах мифических богов, но твердо знал, что содержание манускрипта должно помочь церкви лучше понять души своих новых членов.

Мягкое и постепенное обращение майя Лас Касас считал своим личным долгом, своей епитимьей. Когда-то он прибыл в Новый Свет не с миром, но с мечом. В 1502 году он приплыл на Эспаньолу[1], сопровождая нового губернатора, Николаса де Овандо, и получил во владение энкомьенду – землю вместе с теми, кто на ней жил. Все зверства завоевателей, которые он наблюдал десять лет, не смогли вразумить его. Уже приняв сан, в 1513 году он отправился вслед за ними на Кубу, где ему также перепала часть добычи в виде земель и рабов. Стыд и раскаяние до сих пор терзали его, когда он возвращался мыслями к тому времени.

Только год спустя Лас Касас покаялся перед самим собой в том, что соучаствовал в величайшем грехе, и взялся исправлять содеянное. Никогда ему не забыть того дня, когда он решительно отринул прошлое, возвратив своих рабов-индейцев губернатору. Воспоминание и теперь саднило, будто старый ожог. Вернувшись в Испанию, доминиканец стал искать у властей защиты для угнетенных. С тех пор прошло двадцать три года, и все это время он неустанно трудился, пытаясь загладить зло, совершенное им самим или с его молчаливого согласия…

На то, чтобы скопировать страницу, понадобилось несколько часов. Наконец, исписанный пергамент лег, вместе с остальными, под стопку проповедей. Пора было двигаться дальше. Лас Касас взял другой лист, дождался, пока потревоженное движением пламя свечи выровняется, обмакнул перо в чернильницу и вывел дату: «23 января 1537 года от Р. Х.». Вдруг рука доминиканца замерла – снаружи донеслись звуки, слишком знакомые ему и мгновенно приведшие его в ярость. Взвод солдат на марше: сапоги бухают по сырой земле, бряцают шпоры, рукоятки мечей лязгают о кирасы.

– Боже мой, неужели опять… – пробормотал монах. – Господи, молю тебя! Не здесь!

Предательство! Губернатор Мальдонадо нарушил свое обещание – если индейцев удастся умиротворить и обратить в христианство, их земли не отдадут новоприбывшим колонистам и, самое главное, солдаты не сунут сюда носа. Они не смогли покорить здешние племена силой оружия и не смеют поработить их теперь, когда миссионеры завоевали их дружбу.