Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - Кристофер Бруард (2004)

Модель, подходящую для поставленной нами исследовательской задачи, можно найти в работе географа Дэвида Гилберта[9]. Он предлагает пять исторических мотивов, при помощи которых можно описать любой «длительный процесс развития географии столиц мировой моды», и, конечно, при разборе конкретных эпизодов, которые составляют наше исследование, эти мотивы используются. Во-первых, Гилберт считает, что расцвет модного города обусловлен появлением в XVIII веке «современных» городских форм розничной торговли и потребления. Такие новаторские практики в области торговли и демонстрации товара концентрировались в разных и конкурирующих между собой местах по всему миру, однако их развитие было особенно заметным в разное время в Париже и Лондоне, затем в Берлине и Нью-Йорке и, наконец, в XX веке – в Милане и Токио. Во-вторых, он отмечает, что экономические и символические системы европейского империализма складывались на протяжении XVIII–XIX веков, когда политика размещения модных заказов строилась в соответствии с системой международных торговых и производственных сетей, учрежденных как часть колониального проекта. Их становление совпало с популяризацией канонов экзотического и роскошного стилей, благодаря которым европейские столицы ощутили свое главенствующее положение в мире и в умах. В-третьих, вследствие того что власть империй возросла, мода стала восприниматься как актив, который был наравне с национальной архитектурой, выставками, масштабными градостроительными планами и туризмом и рождал конкуренцию между городами и странами.

Для Гилберта ключевым фактором, определившим общее представление о том, как должна была выглядеть модная столица XX века, стал интерес со стороны Америки к европейской моде. Интерес и влияние были взаимными, и по вине Голливуда в западном сознании за Парижем закрепилось звание модной столицы, а для Нью-Йорка был избран образ эталонного города коммерческой культуры. Лондон в этом контексте представал либо как бастион традиций и консерватизма, либо как нагромождение укутанных туманом переулков в готическом духе, пугающее обиталище «Другого» высокой моды. Наконец, Гилберт, отмечая, что стилисты, фотографы и рекламщики все более склонны сближать городскую культуру и культуру моды и ее потребления, говорит о том, что распределение ролей между городами, которое осуществляется в модных медиа, влияет на то, как воспринимается мода в городской среде, – и наоборот. Согласно Гилберту, «хотя в модной культуре часто происходит изобретение и пере-изобретение городской географии, эта культура консервативна в том, что касается ее мировых центров». Описания Парижа, Нью-Йорка, Милана или Лондона нередко «оперируют понятиями новизны и динамизма, но чаще всего ссылаются на якобы свойственное им почти природное модное чувство, произрастающее из богатого опыта столичной жизни»[10]. Противоречивость моды как феномена современности, имеющего многовековую историю и одновременно ориентированного в будущее, и составляет то, что делает ее и ее изображения особенно удачным объектом для изучения городской жизни и ее преображения.