Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - Кристофер Бруард (2004)

Вероятно, контраст между салонной рисовкой и уличным насилием, отражавший дуализм мейфэрского высокомерия и ламбетской бравады, был не таким разительным, как его хотели представить журналисты Men’s Wear. Социальная география Лондона 1950-х годов располагала к тому, чтобы разные стили одежды смешивались, и делала возможным для представителей двух миров вращаться в одной компании и приобретать тот шарм, который в равной степени свойственен аристократическому развратнику и опустившемуся бандиту. Путеводитель по развлечениям для приезжих повес, составленный Аланом Мэркхемом, приводит сверкающую ночную карту баров с бурлеском, казино и танцевальных залов, на которую были нанесены те улицы, где в дневное время шла торговля одеждой и предметами роскоши. В шикарных интерьерах, весьма непохожих на разбомбленные и нищие кварталы снаружи, показывали себя. Для элегантного костюма в стиле провозглашенной Беркли Вестом «новой церемонности» не найти было лучшего антуража, чем позолота и свечное освещение ночного клуба в Вест-Энде, будь тот, кто носит его, с Парк-лейн или из Пэкхема.

Часть достопримечательностей была связана с сексуальными услугами. Дуглас Сазерленд вспоминал, что «в первые послевоенные годы Лондон стал столицей европейского порока. <…> Когда в Вест-Энде снова вспыхнули фонари, на улицах рядами выстроились проститутки»[343]. В этом свете замечание Ника Кона о том, что в неоэдвардианство обратились последовательно плейбои центрального Лондона, гомосексуалисты и мелкие жулики, начинает играть новыми красками – хотя весьма вероятно, что то, что он изображает как череду заимствований в нисходящем движении по социальной лестнице, на самом деле было симультанным и затрагивало, угрожающим образом, представителей всех классов. Фрэнк Морт во всех подробностях показал, что представляли собой те несколько лет, предшествовавшие докладу Волфендена, когда порок в Вест-Энде пронизывал ригидную структуру лондонской жизни, не ограничиваясь здоровым влечением, но объединяя столичные сферы политического, социального и культурного в единый организм, пышущий страстью[344]. Эти процессы в обществе олицетворял порнограф Джон С. Баррингтон – он легко перемещался между социальными группами и жанрами фотографии, распространяя свидетельства своих трудов и сексуальных приключений по всей Чаринг-кросс-роуд и ввергаясь в череду перевоплощений, в рамках которой примерил на себя различные маски, от представителя богемы до денди[345]. В музыкальной индустрии можно было наблюдать сходные процессы: первые звезды британской поп-сцены, такие как Адам Фейт, Томми Стил и Клифф Ричард, были созданы продюсерами в расчете на вкусы толпы, аффектированную культуру костюмов из золотого ламе и эротизации парней из рабочего класса; в этой же культуре жили импресарио и антрепренеры в костюмах с Сэвил-роу, определявшие, за счет своего финансового влияния и криминальных связей, облик квартала наслаждений к югу от Оксфорд-стрит[346]. Иными словами, незаконная сексуальная деятельность облегчала процесс формирования новых социальных связей в послевоенном Лондоне и способствовала тому, чтобы за фасадом благопристойности возникали источники новой модной идентичности. От наслаждения, которое рождал этот процесс, содрогался Вест-Энд; вероятно, желание испытать его и привлекало сюда членов банд из южных и восточных частей города, чье участие в жизни центральных районов столицы подтверждало их скандальную репутацию. В Опросе общественного мнения приводится портрет типичного обитателя Вест-Энда – Джека, сына букмекера и магазинной воровки: