Скользящая во снах - Ерш Ника

- Кис, кис, кис, а ну-ка иди к мамочке... - запричитала я и стала подкрадываться к кошке. Кролик приоткрыла глаза и с интересом уставилась на меня. За шаг до кошки я резко пригнулась и схватила ее, но это нехорошее животное успело извернуться и, цапнув меня за палец, кинулось куда-то за дом. Взвыв от боли, с боевым кличем бросилась за кошкой. И вдруг в глазах всё поплыло, резко остановившись, я начала усиленно моргать и щуриться. В следующее мгновение свело руки, и ужасная боль пронзила грудь. Я резко выдохнула и упала на землю. Не было сил даже шевельнуться, теперь свело и ноги.

- Гатька! - судя по звукам, ко мне бежала бабушка. - Что, милка, что такое?

- Больно... Так больно... - я закашлялась, захлёбываясь кровью, стало нечем дышать. Испуганно открыв рот, уставилась в чистое небо, чувствуя, как прощаюсь с сознанием. В следующий миг моё тело выгнулось дугой от жуткой боли, словно кто-то резанул грудь изнутри. Слёзы градом полились из моих глаз, меня затрясло. Бабушкины руки резко опустились мне на плечи, вжимая в землю; её губы коснулись моего уха, громом разнёсся в голове шёпот: - «Эссэне моранэ диэл», и наступила блаженная темнота.

Сновидений не было, но приходила я в себя очень тяжело. Открыв глаза, сразу попыталась приподнять руку, чтобы от души потереть зудевшие веки, по ощущениям - они были полны песка. Но, оказалось, сил во мне совсем не осталось: рука, так и не достигнув цели, безвольно упала назад. Никогда не чувствовала себя такой слабой.

- Гатька, ну как ты? - надо мной возникло обеспокоенное лицо Хески. - Всё еще больно? Может, снова усыпить тебя?

- Не... - прохрипела я и зажмурилась.

- Сейчас водички принесу, - шорох её шагов. Спустя девять ударов моего сердца, передо мной возникла сухощавая рука с кувшином. Выпив целую кружку воды, я почувствовала себя немного лучше:

- Бабушка, в глазах песок, - мой голос просто не узнать, он похож на скрип нашей кухонной дверцы, - чешется сильно и щипит.

- Сейчас, милка, погоди.

Снова я осталась одна в комнате, Хеска сбежала в горницу и стала перебирать свои заготовки, громко обсуждая с собой, что же именно мне подойдет. Затем послышался звон посуды - это значит, бабуля определилась и запаривает мне нужную, по ее мнению, травку. Несколько лет назад я просила ее научить меня тому, что она умеет, но Хеска сказала: пока я не определюсь с даром, духи земли и воды не услышат меня.

- Пей, Гатька, а это вот на глаза сейчас положу, всё и пройдет. Ох, что ж это будет, где этого нерадивого бражника-то носит? Дурья Хаимова башка! Остолоп никчемный...

Так, причитая, Хеска снова удалилась в горницу и там тяжело осела на старый топчан, громко бубня что-то о судьбе, сироте при живых родителях, и триклятых драконах, чтоб им...

Я лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Слабость по-прежнему давила, но боль стала медленно отступать: жжение из глаз ушло, и горло больше не горело огнем. Внезапно что-то привлекло мое внимание. Какие-то звуки совсем рядом, я прислушалась - будто ветер шумит. Нет, не шумит... шепчет:

- Агааатааа... найдиии егоо... сейщаааас...

Резко распахнув глаза, я скинула с себя примочки и закрутила головой:

- Баааа!!! Хескааа!

Дверь распахнулась, бабуля вбежала в комнату с какой-то палкой в руках:

- Что? Кто??? - Хеска приблизилась ко мне, посекундно озираясь и выставив перед собой печную кочергу.

- Кто-то шептал мне, ба. Кто-то прямо здесь мне шептал!!! - я прижалась к Хеске всем телом и зарыдала.

- Ну-ну, милка, ты же видишь, никого здесь нет, может, Кролик вон мурлыкала, а ты и напугалась.

Я с усилием замотала головой:

- Нет-нет, это как в моих снах! Это как... Как мама, понимаешь? Голос требовал от меня, чтобы я нашла его, сказал, что мне пора. Это мама? Она что, умерла?? Она меня за собой зовёт?

Хеска молча гладила меня по голове и крепко прижимала к себе, прислушиваясь к своим ощущениям. Через какое-то время она сказала: