За ширмой - Василиса Савицкая (2016)

Возле горла появилось странное давление, которое стало подниматься выше, и я почувствовала, как вся влага организма стремительно движется к глазам. Я взяла бабку под руку, и мы двинулись насыпать в прихваченную тележку продукты. Сначала она охала и ахала, что денег не хватит, но я крепко обняла ее и сказала, что все будет хорошо. Она смотрела на меня плохо видящими глазами, как ребенок, а по щекам текли слезы, бесшумно так, без эмоций, из самой души. Душа громко не плачет…

Мы заполнили три огромных пакета всем, чем можно, и двинулись к кассе. Бабулька расслабилась, разговорилась, жизнь свою поведала. Дед помер, дети за границу уехали. Любят, помнят, но рядом быть не могут. Вот и коротает свой век сама. Раньше легче было, сейчас совсем сдала…

Я довезла ее к дому, подняла продукты, сложила их в холодильник. Прощались мы уже лучшими подругами. Прощалась я с ней до завтра. Завтра у нее меня ждал ужин с шарлоткой и имбирный чаем…

– Еще показать? – он потрепал опять меня за руку, возвращая к действительности.

– Да, – все, что смогла я выдавить.

– Тогда смотри туда.

Его палец указал в сторону моста, тянущегося над рекой. Я присмотрелась, кроме машин, ничего не было видно. Но вот, кажется, моя машина. Да, моя. Я за рулем, музыка. Машины едут в три полосы, скорость одинаковая. Я справа, не спеша. Вдруг из темноты вылетает собака. Большая, испуганная, потерявшаяся. Мечется между колес, хозяина ищет, не успевает. Визг тормозов, жуткий вой.

Я по тормозам. Вылетаю, на колени, асфальт грязный… Живая… Стонет. В глазах боль адская и мольба застыли. Слезы собачьи в шерсти теряются, по спине кровь течет.

…Две операции, месяц ухода. Повязки меняю, уколы колю. Кормлю с рук, в туалет на руках ношу, большая, тяжело, а делать нечего, жалко. Спим вместе в обнимку. А она прижимается, смотрит, сказать не может, но в глазах такая щемящая благодарность… Выдержать взгляд сложно, слезы подкатывают.

– А глянь еще сюда, – он практически силой повернул меня, ткнув пальцем в здание вокзала.

…Парень. Спортивный, симпатичный, сумка через плечо, чемодан рядом. Улыбается растеряно, осматривается. Видно – приезжий. Что-то у прохожих спрашивает, они машут отрицательно головой, руками разводят. Прислушиваюсь, по-английски говорит. Два гопника остановились рядом. Хороша жертва иностранная. Подошли, объяснять что-то на пальцах начали, к темной арке подталкивают. Жалко иностранца стало, подошла, улыбнулась, под руку взяла…

– Ребят, все хорошо, спасибо, – внутри страх, но виду не подаю, смотрю в упор, улыбаюсь. Взглядом холодным окинули, деваться некуда, новую жертву искать надо. А когда наивному иностранцу объяснила, какая помощь ждала его, благодарить начал. Помогла гостиницу снять, на такси посадила, телефонами обменялись, созваниваемся…

– Еще показывать или хватит? Если что, у меня много в запасе интересного, – скрестив руки на груди, он пристально смотрел на меня.

– Что это? – Я перевела на него взгляд, наполненный ужасом.

– Это? Да ничего особенного. Всего-навсего фрагменты твоей жизни. Ну, которая могла быть.

Эта старушка, за синими шторами, так и не дождалась бы помощи. Не потому, что злые, потому, что некогда. Дела у людей, заняты все своими проблемами. Бегут, спешат, вокруг ничего не замечают. А ей мужества попросить не хватило. Стыдно. Всю жизнь сама на себя рассчитывала. В итоге от голода у нее обморок случился, и, падая, она ударилась головой об полку. Сама понимаешь, взрослая уже. Не хепиэнд в итоге получился…

А эта псина, как ты ее назвала, Конфета? Так вот, эта Конфета склеила бы ласты там… на мосту. Сбитых собак редко спасают. Хлопотливое это дело, не человек же. В тюрьму не посадят. Подумаешь, одной больше, одной меньше. Тем более ночь, мост, поток машин. Ей просто повезло, что ехала мимо такая дура, как ты, и остановилась. Но хочу уточнить, остановилась бы! Ты же собралась вниз, с крыши, так, что собаке явно не повезет, как и старушке…