Тайные знаки - Сашнева Александра (2003)

И правда. Они бежали все время, пока хлестал ливень, пока ветер трепал стройные гулкие сосны и лиственницы, пока эхо грома перекатывалось в просеках леса. Сила ветра и ливня вливалась в их тела, и этой силы становилось все больше и больше. И ни разу они не наступили ни на одну шишку.

А когда ливень кончился, нельзя было ступить и шагу без того, чтобы не наколоть ступню.

— Нет… Я все-таки не пойму, как мы так бежали? — возмущалась Коша. — Ведь тут ступить некуда…

— Я и сама не пойму, — сказала Ленка, ковыляя и спотыкаясь.

С этого дня у Елизаветы Кошкиной сложились с дождем и ветром особые отношения.

Едва погода портилась, все люди прятались под крыши, а Кошкина выбегала на улицу и бежала навстречу ветру, а когда начинался ливень, промокала насквозь.

Как-то слякотным днем Кошкина ковыляла по железнодорожным путям, наслаждаясь сырой пылью летящей прямо в лицо. Впереди тускло поблескивала желтоватая станиоль пасмурного заката, и лезвия рельс стремительно удалялись туда, к этому призрачному свету. Ветер пронизывал ее старый свитер насквозь, и Марго уже промокла до костей, но ей не было холодно — тело только сильнее разгоралось жаром и становилось все легче и легче, пока в какой-то момент она не оказалась выше извилистых блестящих путей, лохматых грив бурьяна, обугленных вагонных скелетов, тусклой фольги крыш, развезенной глиняной колеи сбоку от рельс. Увидела она и себя медленно бредущей по серебряной ряби луж… … дождь все хлестал. Бармен выскочил из кафе и, щурясь от брызг, перекрикнул рев бури:

— Вам не холодно, мадмуазель? Может быть, все-таки пройдете внутрь?

— Нет! — помотала головой Коша и, вскочив, выбежала под ливень.

Она бежала по улице и орала до хрипоты, до изнеможения, как тогда, когда они с Роней играли на флейте в разрушенном заводе. И, пожалев о флейте, Марго кричала еще сильнее. Она кричала, отдавая дождю отчаянье и боль от того, что Питер — Роня, Муся, Чижик уже никогда не будут с ней.

Уже — н и к о г д а!

И уже никогда она не сможет жить обычной человеческой жизнью, потому что она выбрала путь. Не путь робота, а путь войны с роботами. Она спасет человечество от интервенции роботов. Одна или с друзьями. Она сделает это.

И плевать, что с точки зрения вселенной все это — тараканья возня. С ее, Кошиной, точки зрения — это был конец одной вечности и начало другой. Ведь неважно, сколько длится вечность снаружи, важно, сколько она длится внутри.

Зеркало мокрого асфальта светлело быстрее, чем небо. Дождь кончился. Марго шла по улице мокрая и обессиленная. Но решимость вести войну заменяла Марго силы и желание жить. В «бульдогах» хлюпала вода. Вода текла по одежде. И парижане удивленно смотрели на странную девушку. И даже оглядывались.

А Марго теперь вырабатывала план войны.

И из этого плана выходило, что ол\бязательно ей надо попасть в «Голем» и обязательно разобраться во всей этой чертовщине. Даже Жак и Валерий с их загадочными гравюрами отступили на второй план. Потому что они занимались какой-то мелочью, ерундой. Возможно, они обманывали каких-то людей в желании нажиться за их счет. Возможно гравюры, которые они продавали коллекционерам, не были нарисованы сумасшедшими, а только так декларировалось.

Но это все — мелочи. В конце концов люди чаще всего платят не за продукт, который им нужен, а за уверенность. Гравюры с глазками несли в себе такую уверенность. Купивший их мог не сомневаться — рисовал сумасшедший.

Но это все — мелочи. Главное — победить роботов!

Итак!

Марго остановилась, стряхнула с кончиков челки капли воды и начала думать о двух военных. На самом деле вопрос «О двух военных» выглядел куда серьезнее, чем вопрос «О загадочных очках» или «О том, как действует «Блисс». «Вопрос о двух военных стоял вровень с «Вопросом об убийстве зеленоволосой» и «Вопросом об убийстве девушки с рыжим зайцем».