Кто, если не я? - Катажина Колчевська (2013)

– Для ребенка? Детское питание у нас вон там, на третьем стеллаже, справа.

Я покатила тележку в ту сторону и потеряла дар речи. Целый стеллаж товаров для детей. Кашки, десертики, баночки с детским питанием, закусками и супами, соки, чай и молоко с разными вкусами. Ну, просто как в раю!

– Писять! – попросила Оля, и меня окатило ушатом холодной воды.

– Как писать? Тут негде пописать!

– Писять!

– Оля, ты должна потерпеть еще немного, – твердо сказала я, попытавшись улыбнуться.

– Писять!

Я сняла ее с тележки, поставила на пол и начала с глупым видом смотреть по сторонам, сама не зная, чего искать.

– Пописяла! – заявила Оля.

– Я знаю, милая. Сейчас мы что-нибудь придумаем. – Я уже начинала сердиться. – Есть! Ура! Вон там туалет. Давай оставим покупки здесь, а сами пойдем пописаем.

– Пописяла! – повторила девочка. Я посмотрела на нее, и тут до меня дошло. Оля стояла в луже. Штанишки и низ рубашки промокли насквозь. Какое счастье, что я куртку вовремя сняла.

– Холера, да что ты натворила? – вырвалось у меня. – Не могла подождать немного? И что нам теперь делать? Как ты домой поедешь, такая мокрая? Холодно же. Зима! – кричала я. Малышка искривила ротик и чуть не плакала. – Надо это убрать. Ты что, раньше сказать не могла? – ругала я ее.

Оля разревелась. Вокруг начали собираться покупатели. Ребенок орал во весь голос.

К нам подошла какая-то женщина из персонала.

– Пожалуйста, не нервничайте, – сказала она холодно. – Позаботьтесь о внучке, а мы тут уберем.

– Позаботиться? – спросила я, перекрикивая Олю.

– Да, пожалуйста, успокойте и переоденьте ребенка. И не кричите на нее. Тележку с покупками можете оставить здесь. У нас есть комната матери и ребенка. – Она указала на табличку метрах в двадцати от нас. Судя по тону и выражению лица, она хотела сказать: «Да убери отсюда этого психованного ребенка, а то уже покупатели собираются! Скандала в магазине нам еще не хватало!»

Я попробовала взять Олю на руки так, чтобы самой не замочиться, но не получилось. Я сняла куртку, подняла малышку, забрала сумку и наши вещи и отправилась в сторону «комнаты матери и ребенка». Пока мы шли, Оля заходилась в громком плаче и душераздирающим голосом выкрикивала «мама». Я чувствовала на себе взгляды всех покупателей магазина и была готова провалиться сквозь землю. Мы обе промокли, и я сама уже почти плакала.

Возле касс меня осенило, что мне не во что переодеть Олю. Есть тут какие-то тряпки? Что-то вроде было. Кажется, краем глаза я замечала какие-то одежки. Вернулась к тому стеллажу, где осталась наша тележка. Как я устала! Не обращая внимания на выражения лиц персонала и крики Оли, усадила ее в тележку, взяла какую-то кашу, две крайние баночки с едой, подгузники, пару пакетиков сока и пошла за стеллаж, надеясь, что там найдется какая-нибудь одежда. Там были целые ряды вешалок с чем-то гадким, по цвету и качеству напоминающим туалетную бумагу. Я взяла штанишки, блузку, трусики, рубашечку и носки, которые, как мне казалось, подходили Оле по размеру. Потому двинулась в сторону касс, везя в тележке красного, заплаканного ребенка. Пыхтела как паровоз. Мне повезло, что в день Вигилии народу было не так уж много. Я заплатила, и мы поехали со всеми нашими пожитками в «комнату», которая должна была стать нашим спасением, нашим Ноевым ковчегом. Там я обнаружила что-то типа столика, умывальник и стул. Комнатка была чистой, и еще там нашлись бумажные полотенца, так что я смогла вытереть Олю насухо. Когда мы остались одни, она немножко успокоилась, тихонечко хныкала и всхлипывала. Все время звала Госю.

– Мама, хочу к маме.

Хотя я вся была на нервах, но мне стало жаль эту осиротевшую малютку.