Уолден, или Жизнь в лесу - Генри Дэвид Торо (1854)
-
Год:1854
-
Название:Уолден, или Жизнь в лесу
-
Автор:
-
Жанр:
-
Оригинал:Английский
-
Язык:Русский
-
Перевел:Зинаида Александрова
-
Издательство:ФТМ
-
Страниц:18
-
Рейтинг:
-
Ваша оценка:
И особая лицо создателя, и странички его известной книжки освещены антикапиталистическими и романтико-утопическими мыслями, которые возымели важное распространение в USA в 30-40-х годах XIX века. "Когда я писал эти странички - правильнее, огромную их доля, - я жил раз в лесу, на расстоянии мили от близкого квартир, в жилище, который сам выстроил на сберегаю Уолденского пруда в Конкорде, в штате Массачусетс, и добывал пропитание самая трудом собственных рук. Например я прожил 2 года и 2 месяца. В данный момент я вновь кратковременный обитатель цивилизованного мира. Я не стал бы навязывать читателю всех данных деталей, в случае если бы не напористые расспросы моих соотечественников о моей старой жизни, - расспросы, которые другие нарекли бы неподходящими, но которые мне, при данных жизненных обстоятельствах, кажутся, визави, абсолютно натуральными и уместными. Кое-какие узнавали меня, чем я питался, не испытывал ли себя одиноким, не было ли мне жутко и т. п. Иным хотелось аристократия, какую доля собственных прибылей я расходовал на благотворительность, а кое-какие многодетные люд интересовались тем, сколько несчастных ребят я содержал."
Уолден, или Жизнь в лесу - Генри Дэвид Торо читать онлайн бесплатно полную версию книги
ХОЗЯЙСТВО
Когда я писал эти страницы – вернее, большую их часть, – я жил один в лесу, на расстоянии мили от ближайшего жилья, в доме, который сам построил на берегу Уолденского пруда в Конкорде, в штате Массачусетс, и добывал пропитание исключительно трудом своих рук. Так я прожил два года и два месяца. Сейчас я снова временный житель цивилизованного мира.
Я не стал бы навязывать читателю всех этих подробностей, если бы не настойчивые расспросы моих земляков о моей тогдашней жизни, – расспросы, которые иные назвали бы неуместными, но которые мне, при данных обстоятельствах, кажутся, напротив, вполне естественными и уместными. Некоторые спрашивали меня, чем я питался, не чувствовал ли себя одиноким, не было ли мне страшно и т. п. Другим хотелось знать, какую часть своих доходов я тратил на благотворительность, а некоторые многодетные люди интересовались тем, сколько бедных детей я содержал. Поэтому я прошу прощения у тех читателей, которые не столь живо интересуются моей особой, если на часть этих вопросов мне придется ответить в моей книге. В большинстве книг принято опускать местоимение первого лица, здесь оно будет сохранено; таким образом эгоцентричны все писатели, и я только этим от них отличаюсь. Мы склонны забывать, что писатель, в сущности, всегда говорит от первого лица. Я не говорил бы так много о себе, если бы знал кого-нибудь другого так же хорошо, как знаю себя. Недостаток опыта, к сожалению, ограничивает меня этой темой. Со своей стороны, я жду от каждого писателя, плохого или хорошего, простой и искренней повести о его собственной жизни, а не только о том, что он понаслышке знает о жизни других людей: пусть он пишет так, как писал бы своим родным из дальних краев, ибо если он жил искренне, то это было в дальних от меня краях. Пожалуй, эти страницы адресованы прежде всего бедным студентам. Что касается других моих читателей, то они выберут из книги то, что к ним относится. Надеюсь, что никто, примеряя платье на себя, не распорет в нем швов, – оно может пригодиться тем, кому придется впору.
Мне хочется писать не о китайцах или жителях Сандвичевых островов, но о вас, читатели, обитающие в Новой Англии, о вашей жизни, особенно о внешней ее стороне, т. е. об условиях, в каких вы живете в нашем городе и на этом свете: каковы они, и непременно ли они должны быть так плохи, и нельзя ли их улучшить. Я много бродил по Конкорду, и повсюду – в лавках, в конторах и на полях – мне казалось, что жители на тысячу разных ладов несут тяжкое покаяние. Мне приходилось слышать о браминах, которые сидят у четырех костров и при этом еще глядят на солнце, или висят вниз головою над пламенем, или созерцают небеса через плечо, «пока шея их не искривится так, что уже не может принять нормальное положение, а горло пропускает одну лишь жидкую пищу», или на всю жизнь приковывают себя цепью к стволу дерева, или, уподобившись гусенице, меряют собственным телом протяженность огромных стран, или стоят на одной ноге на верхушке столба; но даже все эти виды добровольного мученичества едва ли более страшны, чем то, что я ежедневно наблюдаю у нас. Двенадцать подвигов Геракла кажутся пустяками в сравнении с тяготами, которые возлагают на себя мои ближние. Тех было всего двенадцать, и каждый достигал какой-то цели, а этим людям, насколько я мог наблюдать, никогда не удается убить или захватить в плен хоть какое-нибудь чудовище или завершить хотя бы часть своих трудов. У них нет друга Иола,[1] который прижег бы шею гидры каленым железом, и стоит им срубить одну голову, как на месте ее вырастают две другие.