Дым - Дэн Вилета (2016)

Леди Нэйлор смотрит дочери прямо в глаза. Ей ничуть не стыдно.

Дальше нить рассуждений подхватывает Томас с его практическим складом ума. Запалы и цепные реакции его не интересуют, вся эта физика дыма ему ни к чему. Он хочет знать, что случилось бы с миром. И с ним самим.

— Значит, век тьмы, леди Нэйлор. Британия потонула бы в самоподдерживающемся дыме. Хаос, убийства, злодеяния. Я бы нашел себя в таком мире, только отощал бы, как ваш сын: сумасшедшие не помнят о том, что надо есть. Может, нас было бы много, мы бродили бы повсюду, бессвязно бормоча, оставляя после себя след насилия. Конец света, да? — Он садится на корточки перед леди Нэйлор и направляет на ее обезображенное лицо испытующий взгляд. — Должно быть, вы очень разочарованы в этом мире, раз хотите наказать его вот так вот.

Но баронесса лишь качает головой:

— Все было бы совсем не так, Томас. Вы не понимаете сущности дыма. Никаких чудовищ. Просто люди обрели бы страсть, страсть во всем ее многообразии. Месяц карнавалов. Смерть дисциплины. Переосмысленный бог.

Томас фыркает и поворачивается к темным бассейнам.

— Никаких чудовищ? Ни одного?

И тут леди Нэйлор делает нечто неожиданное: обхватывает ладонью подбородок Томаса. Тот хмурится, но не отодвигается.

— Живите с легким сердцем: не бойтесь себя, Томас. Вы прекрасный мальчик.

— Прекрасный мальчик? Я убил вашего сына, леди Нэйлор! Голыми руками! О, потом он ожил, но все равно я его убил. — Он сглатывает, стряхивает ее руку, выпрямляется. — Вы не понимаете, что такое зло, миледи. У некоторых людей оно в крови. Мой отец…

Теперь ее черед фыркать.

— Хватит, хватит! Сыновья и их отцы — что за глупость! Забудьте о своем отце. Кем он был? Вспыльчивым пьяницей. А вы пошли в мать. Но почему-то совсем о ней не думаете. Она была одной из нас. Несогласной. Если бы не рак, она сейчас стояла бы здесь и протягивала мне руку помощи.

Они готовятся уходить. Больше сделать ничего нельзя. У леди Нэйлор внутреннее кровотечение, нога распухла до карикатурных размеров, щеки горят от лихорадки. Это придает ей странную живость, пророческую и в то же время болезненную. Чарли оглядывается в поисках того, что можно использовать в качестве носилок, но столешница оказывается слишком тяжелой, а стул — слишком неудобным. В конце концов, он обращает взгляд на Гренделя, на Гренделя с кривой шеей, в которую уткнулся Маугли. Мальчик обхватил плечи своей няньки руками, и со стороны кажется, будто ребенок утешает взрослого. Но Грендель, напоминает себе Чарли, не нуждается в утешении: все это время он невозмутимо наблюдал за разворачивающейся драмой, ничуть ею не тронутый. Как дворецкий, ожидающий приказов. Теперь, увидев взмах руки Чарли, Грендель без колебаний бросается к нему. Чарли с трудом заставляет себя смотреть на него и замечает, что Ливия разделяет его отвращение, а Томас взирает на Гренделя с откровенной гадливостью. Поэтому Чарли останавливает взгляд на мальчике, но видит, что ребенок недоступен его пониманию. Сморщенное от недовольства лицо, некрасивое и землистое, разглаживается только для низкорослого человека, пожелавшего стать для него отцом. Наконец Чарли начинает говорить, уставившись в пол:

— Требуется ваша помощь, Грендель. Леди Нэйлор нужен доктор. Мы должны отнести ее наверх. Томас повредил плечо, и нам не поднять ее без посторонней помощи. — Но прежде чем Грендель успевает ответить или хотя бы кивнуть, Чарли продолжает, бессвязно, с запинками, охваченный ужасом перед этим существом: — Я не понимаю, Грендель. Почему вы решили помогать ей? Чтобы получить право опекать ребенка, хотя даже не знаете, как его любить? Или она заставила вас поверить в ее мечты, хотя вы все равно не сумеете разделить их?

Грендель внимательно размышляет над его вопросом, склонив голову еще ниже, чем обычно, и машинально продолжая нежно поглаживать спину Маугли.