Танцы теней - Черкасов Дмитрий (2003)

Самое достойное прошлое может быть перечеркнуто в одно мгновение. Человек никогда не бывает кем-то окончательно, все мы каждую минуту лишь становимся. Один неловко положенный кирпичик – и горе каменщику!Здание жизни рушится…Тревожное и неотвязное чувство полного жизненного краха томило разведчика Лехельта, не давало ему покоя. Путь его до последних дней был прост и незатейлив: школа, учеба в Московском центре ФСБ, оперативно-поисковая служба. Он всегда считал себя хорошим человеком. Его не в чем было упрекнуть – до той минуты, когда он увидел закатившиеся глаза Волана. Тупой звук удара заточкой, шуршание падающего набок тела и скрип убегающих шагов до сих пор звучали у него в ушах.Сидя в вертолете напротив мокрого от волнения и крика полковника Шубина, глядя, как суетится вокруг Димы бригада врачей МЧС, Андрей не осознавал случившегося с ним самим. Тревога за товарища забивала все.Лишь вышагивая в бесконечном коридоре больницы, утопая по уши в халате не по росту, подтягивая полы, чтобы не волочились по паркету, он ощутил начало непоправимого. Большой толстый Завалишин и маленький полненький Сан Саныч, оба тоже в белых халатах, вышли из предбанника операционной, переговариваясь, подошли к нему и Завалишин спросил:– Лехельт, как же это произошло?Андрей начал докладывать, толково и четко, и все удивлялся, что лица его начальников неподвижны и не выражают никаких эмоций по поводу случившегося – и вдруг в уголках знакомых усталых глаз Сан Саныча увидел тень недоброжелательности.Только миг, движение века, незнакомый недобрый прищур…Шубин никогда прежде не смотрел так на своих офицеров.Андрюха сбился, начал повторяться и с ужасом понял, что оправдывается в чем-то очень нехорошем.– Понятно. – мягко остановил его Сан Саныч. – Ты не раскрылся, Волан тоже. Операция может быть продолжена. Молодцом…Его похвалили, даже пожали руку, но природная мнительность уже перевернула душу Андрея.– Он сам мне запретил! – сказал он в спину уходящим Шубину и Завалишину. – Я бы завалил этого "уголка<Уголок – уголовник (жарг.).> "! С трех метров мне ничего не стоило…Но его уже не слушали.«Что же это такое! – в отчаянии подумал Лехельт. – Что же они думают обо мне!».Страх и стыд поселились в нем и не отпускали больше.Сегодня с утра Клякса на «кукушке» сам рассказал остальным произошедшее, выудив из Пушка и Тыбиня всю предысторию событий и разругав их в пух и прах.Кляксе хорошо было ругаться – он был герой, потирал украшенную царапинами и синими следами воровских пальцев шею, а вот Андрей забился в дальний угол комнаты инструктажа и глаз не поднимал. Даже вчерашние похождения Киры и Ролика, нежно оглаживавшего огромные, распухшие как у Чебурашки уши, не позабавили его.В комнате сегодня было просторнее обычного – кроме Волана не было и Морзика, пострадавшего в драке с вокзальным криминалитетом и собиравшегося в командировку.Полдня, пока изучали новое задание, разбирали тактику наблюдения на примерах прошлых операций по ШП, разведчик Дональд не сказал ни слова. Женщины расспрашивали, успокаивали его – и едва не довели до слез.Андрюха убежал от них в коридор.Стрельнул у прапорщика Ефимыча сигаретку, спустился на улицу, оглядел просторный заснеженный двор базы. Закурил мятую «Приму», закашлялся с непривычки.Через некоторое время из дверей «кукушки» показался Миша Тыбинь, жмурясь на снег, покосолапил к Лехельту.Покачал головой, увидав сигарету в руке, посопел, отдуваясь:– Дай прикурить, что ли… Слышь, пацан, я тебе по правде скажу… Ты, конечно, спорол дурку. Надо было через куртку стрелять – никто бы ничего не понял. А поняли бы – да и хрен с ними… Но я тебе еще вот что скажу: это я сейчас такой умный. В твои годы я поступил бы так же... Опыт, Андрей, дело наживное… Увы...Кажется, впервые за три года совместной службы угрюмый неразговорчивый Старый назвал Лехельта по имени.Он хлопнул Андрея по плечу:– И брось ерундить. Поменьше жалей себя. Никто тебя ни в чем не винит. Кто любит обвинять – пусть побудет в нашей шкуре хоть недельку...Андрей не ответил.Ни с кем в группе он не хотел говорить о случившемся. Ему казалось, что все вокруг неискренни и осуждают его за глаза, а уж сам он ругал себя распоследними словами. Хотелось поскорее увидеться с Мариной – и он с трудом дождался вечера.Ей ничего нельзя было рассказывать – но он наделся, что она, умная и чуткая, и так все поймет.Мама вчера поняла…