Рай и ад. Великая сага. Книга 3 - Джон Джейкс (1987)

Они проговорили еще полчаса. Трезевант рассказал последние вашингтонские сплетни. По слухам, Джонсон собирался назначить временного губернатора Южной Каролины, которому предстояло созвать конституционный конвент и восстановить легислатуру штата в том виде, в каком она существовала до падения форта Самтер. Выбор Джонсона оказался вполне предсказуемым. Это был судья Бенджамин Франклин Перри из Гринвилла, открытый юнионист до войны. Как и генерал Ли, Перри заявил о своей преданности родному штату, несмотря на ненависть к сецессии, и провозгласил: «Все вы ка́титесь к дьяволу – ну и я с вами».

– Для восстановления своей работы легислатуре придется выполнить все требования мистера Джонсона, – сказал Трезевант. – Например, официально отменить рабство. – (Хитрый взгляд юриста насторожил Купера, тот явно припас что-то еще.) – Но в то же время они смогут… э-э… управлять черными, чтобы у нас снова появилась рабочая сила, а не ленивый сброд.

– Как управлять?

– С помощью… ну, назовем это правилами поведения. Насколько я знаю, в Миссисипи сейчас подумывают о том же самом.

– Эти правила будут обязательными и для белых тоже?

– Нет, только для бывших рабов.

Купер понимал всю опасность такого провокационного шага, но моральная сторона его не волновала. Окончание войны принесло ему, его семье и всему штату сполна унижения и разрухи. Его больше не заботило, как будут жить люди, ответственные за это, – те, кому война принесла свободу.

Стоял жаркий июньский полдень. Старая кляча Купера медленно тащилась на юго-восток. На обратном пути к дому ему снова пришлось проехать через центр Колумбии. Он едва мог вынести это зрелище. В городе выгорело почти сто двадцать кварталов. В воздухе до сих пор висел густой запах обугленного дерева.

Грязные улицы были засыпаны мусором и обломками мебели. Из фургона, принадлежавшего Бюро по делам освобожденных, раздавали пакеты с рисом и мукой толпе, которая состояла в основном из чернокожих. Другие негры толпились на небольших отрезках уцелевших дощатых тротуаров. Купер увидел людей в военной форме и нескольких джентльменов в штатском, а вот ни одной хорошо одетой белой женщины не заметил. Так было везде. Такие женщины сидели по домам, потому что ненавидели солдат и боялись свободных негров. Его жена Юдифь была редким исключением, и это раздражало Купера.

Деревянный мост через реку Конгари разрушила армия генерала Шермана. Остались лишь каменные опоры, которые торчали из воды, как закопченные могильные плиты. С неспешного парома Купер смог хорошо разглядеть одно из немногих городских зданий, обойденных огнем, – недостроенную ратушу на восточном берегу. В одной из гранитных стен, словно жирные точки на листе бумаги, зияли три дыры от шермановских снарядов.

Это зрелище вызвало у Купера гнев. Как и вид сожженного заречного района, куда он добрался вскоре после того, как сошел с парома. Он ехал вдоль полосы выгоревшей земли шириной в три четверти мили. Здесь, между пылающими соснами, мародерствовала кавалерия Килпатрика, оставив за собой черную пустошь с одиноко торчащими печными трубами. Часовые Шермана – так их прозвали, и это было единственным, что сохранилось от домов, оказавшихся на пути того варварского похода.

На ночь Купер остановился в каком-то захудалом трактире за городом. В харчевне он избегал разговоров, но сам внимательно прислушивался к тому, что говорили доведенные до нищеты фермеры, потягивающие пиво вокруг него. Из их реплик можно было решить, что Юг выиграл войну или, по крайней мере, уж точно мог продолжать борьбу за свое дело.