Мент - Константинов Андрей Дмитриевич

Двести граммов водки, выпитых в баре гостиницы «Москва», согревали изнутри, возвращали способность соображать. Можно сказать по-другому: они притупили боль. Зверев шел бесцельно, курил. Ветер с хлопьями снега дул в спину.

…Разговор с Настей получился очень тяжелым… Ты что, добить меня пришел? Навряд ли это вообще можно назвать разговором. Скорее — допросом. Странным допросом, переходящим в истерику, в исповедь, в слезы, в отрешенное молчание… Он пережил этот разговор снова.

…Она ждала. Она купила шампанского… и накрыла стол. И надела кружевное белье… то, черное, что тебе нравится, опер… Она ждала час, другой. Было тоскливо. Страшно. Ты можешь это понять — СТРАШНО?!

…А она стояла у окна. И небо темнело, темнело, темнело… И уже стало ясно, что что-то случилось… А потом был первый звонок, но она не успела подойти. Или — если хочешь — боялась… А потом второй звонок… кто-то позвонил и молчал… И стало еще страшней. Нет, не так… ЖУТКО стало. Ты понимаешь, жутко!… Не плачь, родная, я с тобой… Руки! Убери руки! Как ты можешь, Саша? Как ты можешь?…

…А потом, когда раздался звонок в дверь, и я подбежала и увидела тебя… Ме-меня? Как — меня?… В глазок, опер, в глазок.

И уже все стало совсем непонятно. Глаза Настины смотрели, сухие, строгие… Зверев, не спрашивая разрешения, закурил прямо в палате, и Настя попросила: дай мне, и он отдал сигарету. И она затянулась… Плыл тяжелый дым в свете лампы, плыл, и как пьяные, плыли мысли. Белела на голове Насти повязка.

…Зачем ты так, Саша? Я бы и сама тебе отдала все деньги… Я бы все отдала. Зачем же ты?… Настенька, родная, что ты говоришь? Подумай, что ты говоришь?! Я в это время названивал тебе… я все автоматы в районе «Елизаровской» обошел. Настя, одумайся! Это не мог быть я!… Ну, значит, не ты. Значит, твоя тень с дубинкой… А я-то, дура, надеялась…

Грузовик закричал клаксоном пронзительно, завизжал тормозами. Его несло по мокрому месиву… Зверев повернул голову, увидел искаженное лицо водителя за лобовым стеклом. Водитель что-то кричал. Сашка равнодушно смотрел на стремительно приближающийся радиатор.

Лечащего врача Насти Зверев нашел во внутреннем садике. Несколько мужчин и женщин стояли у капота новенькой «Волги». Автомобиль был, что называется, нулевый, даже без номеров. Компания пребывала в состоянии радостного возбуждения, на капоте стояла бутылка шампанского и разномастные чашки, стаканы, мензурки.

Некоторое время Зверев наблюдал за людьми у «Волги» со стороны. Очевидно, решил он, кто-то купил машину… обмывают. Не худо зарабатывают эскулапы… Зверев смотрел со стороны и пытался определить, кто же из них нейрохирург Эрлих.

Высокий мужчина в длинном двубортном пальто вытащил из салона еще одну бутылку шампанского и стал ее трясти.

— Мишка, — закричала женщина в полушубке, наброшенном поверх белого халата, — что ты делаешь? Пены же будет море!

— Ее-то нам и нужно, — ответил мужчина. Он ловко распечатал бутылку и направил пенную струю на машину. Остальные зааплодировали. Зверев решительно двинулся вперед.

— Здравствуйте, мне нужен Михаил Давыдович Эрлих, — сказал Сашка.

— Я Эрлих, — отозвался мужчина с шампанским в руках. — Чем могу?

— Я бы хотел поговорить об одной из ваших пациенток.

— Завтра, голубчик, завтра… Сегодня, извините, занят.

— Сожалею, Михал Давыдович, но придется сейчас.

— Господи! — вздохнула женщина в полушубке. — Ну что за народ? Вам же сказали — завтра. Раз в жизни человек машину купил, и то не дают спокойно отметить…

— Извините, — повторил Зверев. — Очень нужно. Я из уголовного розыска.

Теперь на него смотрели несколько пар глаз. Опускались сумерки, красиво стекала пена по черному борту автомобиля, белели халаты врачей.

— Слушаю вас, — сухо сказал Эрлих. На Сашку он смотрел откровенно неприязненно.

— У меня всего несколько вопросов. Может быть, мы отойдем?